Я знаю, вам горько было слышать, что апелляционный суд штата отклонил нашу апелляцию. Мы были разочарованы, но не удивлены. Говорят, что на звание «южного ужаса» претендует Миссисипи, но и Луизиана недалеко ушла. На федеральные суды у меня больше надежд – там выше вероятность попасть к судье, который не окажется пьяным, купленным, расистом или малоприятной смесью из всех составляющих.
Надежда еще есть. Не сдавайтесь.
Не позволяйте гордости встать между вами и Давенпортами. Как вам известно, в тюрьме люди живут в отрыве от остального мира. Над вами нависла тень многолетнего заключения, и, пока я пытаюсь решить эту проблему, я призываю вас не отворачиваться от людей, которые напоминают вам о жизни, которая была у вас прежде и к которой вы стремитесь вернуться.
На этом я прилагаю к письму бумаги, которые лишат мою племянницу возможности навещать вас. Вы можете отправить их сами, если посчитаете нужным. Наша переписка как между адвокатом и подзащитным останется конфиденциальной, но мне показалось, я должен предложить вам свой совет.
Искренне ваш,
Рой О. Гамильтон-мл.
PRA 4856932
Письмо может быть досмотрено
Исправительный центр Парсон
Проезд Лодердейл Вудьярд, 3751
Джемисон, Луизиана, 70648
Дорогой мистер Бэнкс,
Я знаю, вы правы, и этим письмом я возвращаю вас на должность моего адвоката. Я также оставлю Селестию в списке посетителей, но прошу вас как моего уполномоченного представителя не говорить ей об этом. Если она решит приехать ко мне на свидание, она увидит свое имя в списке. Но сказать ей об этом – это все равно что просить ее приехать ко мне, а я не хочу ее ни о чем просить.
Эти годы нелегко ей дались. Но вы знаете, что и мне они дались не легче. Я пытаюсь поставить себя на ее место, но тяжело оплакивать того, кто остался на воле и живет, как в мечтах. Я хотел только, чтобы она сдержала клятву, которую мы дали, пообещав любить друг друга «в горе и в радости». Я просил у нее лишь этого, но молить ее не буду (больше).
Пожалуйста, не оставляйте мое дело. Помните обо мне и не списывайте со счетов как безнадежный случай. Вы предупреждали, чтобы я не удивлялся решению апелляционного суда, но как я могу сохранять надежду, если мне нельзя верить в будущее? У меня такое чувство, будто люди постоянно хотят от меня невозможного.
И еще кое-что, мистер Бэнкс. Я знаю, что вы трудитесь не бесплатно. Сколько бы вам ни заплатили Давенпорты, как только у меня будет возможность, я все им верну, а потом выплачу такую же сумму вам. Мне остается надеяться только на вас.
Никогда не думал, что придется говорить такое человеку, которого я почти не знаю. Моя мать умерла, отец жив, но что он может? Он трудолюбивый человек с принципами, но без денег. А у Селестии голова занята другими вещами. И у меня остаетесь только вы, и мне мучительно думать, что вы работаете на деньги ее папы. Но вы правы: глупо ставить гордость выше здравого смысла.
Так что я хотел бы поблагодарить вас.
Искренне ваш,
Дорогой Рой,
Сегодня 17 ноября, и я думаю о тебе. Возможно, ты ответишь на мое письмо в годовщину нашего первого свидания. Когда-то мы использовали эту фразу как стоп-слово, чтобы прервать общение. Теперь я надеюсь, что эти слова смогут хоть отчасти восстановить нашу связь. Я не этого хотела для нас. Позволь мне заботиться о тебе, насколько это возможно, как один человек может заботиться о другом.
С любовью,
Дорогой Рой,
С Рождеством. От тебя нет писем, но, надеюсь, у тебя все хорошо.
Дорогой Рой,
Я не могу тебя заставлять, если ты не хочешь меня видеть. Но мне горько, что ты оборвал общение только потому, что я не могу жить, как ты хочешь. Но скажу еще раз: я не бросаю тебя. Я никогда этого не сделаю.
Дорогая Селестия,
Прояви уважение к моим желаниям. До сегодняшнего дня я жил в страхе, что это случится. Пожалуйста, оставь меня. Я не могу жить у тебя на привязи.
Дорогой Рой,
С днем рождения. Бэнкс говорит мне, что у тебя все нормально, но больше ничего не рассказывает. Может быть, ты разрешишь ему передать мне последние новости?
Дорогой Рой,
Ты получишь это письмо в годовщину смерти Оливии. Я знаю, что тебе одиноко, но ты не один. Ты уже давно мне ничего не писал, но знай, что я думаю о тебе.
Дорогая Селестия,
Можно я по-прежнему буду звать тебя Джорджией? Мысленно я всегда называю тебя именно так. Джорджия, пять лет я ждал минуты, чтобы написать это письмо, пять лет я подбирал слова.
Джорджия, я возвращаюсь домой.
Твой дядя смог. Он продрался через местных болванов и дошел до федерального суда. «Грубые нарушения действий прокуратуры» – проще говоря, дело было сфабриковано. Судья отменил приговор, а окружной прокурор даже не стал возвращать иск. В итоге, как они сами пишут, «в интересах правосудия» меня отпускают, и я возвращаюсь домой.
Бэнкс тебе все объяснит подробнее, я ему разрешил, но я хотел, чтобы ты узнала об этом от