Брак по-австрийски

Этот подарок был как нельзя более кстати. Мой плеер приказал долго жить буквально на днях.

– Я даже не знаю… Это так… много… всего…

– Ой, да ладно, – сказал Петер. – Это так, мелочь.

– Ну прямо-таки!

– Самые главные вещи в жизни не купишь. Они здесь, – и он приложил руку к сердцу.

Получилось это так искренне!

– Спасибо!

Мне снова захотелось броситься ему на шею, и снова я удержалась. Что-то меня смущало. Я не хотела начинать физический контакт, который мог перерасти в нечто большее, прямо сейчас.

Петер переступил с ноги на ногу. У него вроде была та же дилемма.

– Хочешь пойти погулять по городу? – спросила я.

– Да. Сейчас, только вот душ приму.

– Я подожду на ресепшене, – сказала я.

– О’кей.

– Можно тут подарки пока оставить?

– Конечно, ты ведь вернешься?

– Ну… да.

Я поспешила из номера. У меня были какие-то противоречивые чувства. Мне хотелось остаться с Петером, но что-то не пускало меня. Что-то подсказывало – надо ждать.

Петер спустился очень быстро. Не прошло и десяти минут, как он уже в новой одежде – футболке и джинсах, которые делали его значительно моложе, – появился на лестнице. Походка – королевская. Завидев его, ресепшионист учтиво заулыбался.

– Пойдем, – Петер кивнул мне и, не меняя траектории, направился прямо к выходу.

Я поспешила за ним.

Мы вышли на улицу и поймали машину. Она доставила нас прямо на Крещатик. Уж если и начинать знакомство с городом, то лучшего места не придумаешь!

Денек выдался на редкость прелестный, и мы совершили очень приятную прогулку по центральной улице города. Затем отправились на Андреевский спуск и поглядели на изделия народных умельцев. Петер все порывался купить мне какую-нибудь вещь, но я отказывалась, поскольку и так чувствовала себя заваленной подарками. Тогда он купил мне милую набивную белочку и сказал, что это я. Себе же он приобрел старинную флягу и шапку танкиста.

После этого мы обосновались в милой кафешке с видом на город. До нее пришлось карабкаться по лестнице, и это тоже стало для нас своеобразным приключением.

Я выпила коктейль, а Петер взял пиво. Затем мы заказали по салату и блины с икрой.

В кафе было несколько иностранцев, и я обратила внимание, насколько все-таки по-особенному держался Петер. Мой кавалер излучал невозмутимое спокойствие, тогда как американец за соседним столиком сучил ручонками, а другой дядька неизвестной национальности то и дело чесал уши и локти.

Мы много болтали обо всем на свете. А потом взяли кальян, и Петер стал его неспешно покуривать, упершись левой рукой в колено, – ни дать ни взять император после трапезы.

К черту фотографии! Человек напротив меня был другим, новым, совершенно не таким, как я себе его представляла, но эта версия ничуть не уступала первоначальной. Пожалуй, она была даже лучше. Эта горделивая осанка и уверенный вид не могли не покорить меня. Они с успехом компенсировали и невысокий рост, и все до единой морщинки. Все складывалось отлично.

Пока…

– Так, значит, у тебя нет детей? – спросила я скорее для проформы.

Конечно, не было! Иначе он бы мне об этом сказал во время переписки.

– Почему, есть, – невозмутимо ответил Петер.

Я почувствовала, как улыбка медленно сползает с моего лица. Только неимоверным усилием мне удалось сохранить ее вялые остатки. Иначе бы Петер понял, как я расстроена.

Не может быть! Только не это! Все изменилось в один миг. Из идеального свободного мужчины он превратился в отца с обязательствами…

Почему, ну почему он не сказал мне этого раньше?.. Разве нельзя было подготовить меня, когда я спросила его о семье? Ведь дети – это важно. Гораздо важнее, чем истории о весе его сестры и о спортивных победах брата.

Настроение от нашей встречи постоянно менялось – мое сердце то взмывало ввысь, то обрывалось. Вот и теперь оно сжалось от грусти.

– Да?.. Ты не говорил о детях… – сказала я, стараясь выглядеть как можно более невозмутимой.

– Ты не спрашивала.

Я не стала убеждать его в обратном и напоминать о самых первых письмах.

– Сколько?

– Двое.

– Мальчики?

– Девочки.

Еще хуже! С парнями хотя бы легче найти общий язык!

– Сколько лет?

– Восемнадцать и двадцать один.

Вообще катастрофа! Они были еще и взрослыми, причем возраст их был сопоставим с моим. Это значило, что между нами могут возникнуть проблемы – если вдруг они начнут ревновать отца за то, что его потянуло на молоденьких. Понятно, что в мачехи я не годилась. Но можно ли было с ними подружиться?

– Ясно… – мне хотелось заплакать.

– А у тебя?

– Что?

– Есть дети? – спросил Петер таким будничным голосом, будто интересовался, хочу ли я еще коктейль.

– Нет, конечно. Если бы были, я бы тебе сразу сказала.

– О’кей. Будешь? – и он протянул мне трубку от кальяна.

– Спасибо, – пришлось взять ее и быстро засунуть в рот, чтобы Петер не заметил, как дрожат мои губы.

Я была очень расстроена. Самое обидное, что относиться к самому Петеру иначе я не стала. Для меня уже не было пути назад. Но все вышло так нечестно! Если бы он сказал заранее, я бы, может, имела возможность подумать. А теперь приходилось принимать эту информацию как факт. С детьми или без – я любила его и хотела быть с ним.