Брак по любви

Джули протянула открытку ей на подпись. Выздоравливай скорее! – гласила надпись блестящими розовыми буквами на лицевой стороне. Внутри будничным черным шрифтом были напечатаны слова Думаю о тебе, окруженные выражениями поддержки и подписями всех в отделении. Ты замечательная, и мы по тебе скучаем! С любовью, Ниам. P. S. Но не торопись возвращаться, отдыхай сколько нужно!

– Я закажу к открытке букет, – сказала Джули. – Хочешь скинуться парой фунтов?

– Разумеется, – сказала Ясмин. – Но Кэтрин?.. С виду у нее все было в порядке…

– Доктор Арнотт давно страдает от приступов паники. Ее отпустили на две недели, но мне кажется, что уйдет больше времени, пока она поправится достаточно, чтобы вернуться.

Кэтрин с ее мускулистыми икрами и музыкальными концертами, походкой старосты на каблуках и латинскими изречениями, такая уверенная и толковая. Кэтрин – и приступы паники?..

– Я ничего не замечала, – сказала Ясмин. – А ты?

Джули не ответила. Она никогда не сплетничала и не собиралась начинать сейчас.

Желаю скорейшего выздоровления, – написала Ясмин и тут же устыдилась, что сподобилась только на такую банальщину.

– Спасибо, – сказала Джули, когда Ясмин вернула открытку ей на стол. – Я оставлю тут коробку для денег на цветы до конца дня.

– Ладно. Хорошо. Да, кстати, нельзя ли открыть кладовку и найти несколько печений для миссис Антоновой… Она совсем ничего не съела на обед. Говорит, от больничной еды у нее несварение.

– Сегодня из «Котильона» никого нет, – сказала Джули. – То есть уборщики-то пришли, но у них нет ключа от кладовки.

– Ерунда какая-то, – сказала Ясмин. – Почему все так сложно?

– Якобы приватизация печенья со сливочной помадкой экономит деньги.

– Точно! Торговый автомат опять сломался.

– Я знаю. – Джули потянулась к своей сумочке. – У меня есть аварийный запас. Дам миссис Антоновой пару печений и чашку чая.

Она уже надевала пальто, когда в ординаторскую пожаловал профессор Шах.

– Доктор Горами! Вопреки всему продолжаете удостаивать нас своим присутствием?

– Вопреки всему? – переспросила она. Сегодня волосы профессора Шаха были взбиты особенно пышно, а толстые губы слишком лоснились. – Я только после дежурства.

Днем, в отделении для больных деменцией, ей удалось с ним не столкнуться. В его присутствии отделение всегда затихало, словно пациенты немели от благоговения.

– По словам Джеймса, вы уходите из медицины. Решили, что она вам не подходит. Или вы не подходите ей! – Он издал натужный смешок. Неужели Пеппердайн обсуждал ее за ее спиной? Он не имел никакого права рассказывать такие вещи профессору Шаху.

– Нет, это не так. Я еще не решила.

– Позволите высказать наблюдение?

Ясмин промолчала, зная, что профессору Шаху вовсе не нужно ее разрешение, но он ждал, и в конце концов она была вынуждена ответить:

– Да, конечно.

– По моему опыту, девушки – молодые женщины – вроде вас нередко идут в медицину под давлением со стороны. Это подходящая профессия, престижная, надежная… или они родом из семьи врачей. Такие девушки зачастую сталкиваются с трудностями.

– Какие девушки? Темнокожие? – Ясмин было плевать, насколько грубо прозвучат ее слова. Нельзя спускать ему такие выражения.

– Я знаю, о чем говорю. – Профессор Шах приторно улыбнулся. – Я видел это в собственной семье. Найдя подходящего мужа, девушки бросают медицину. Ваш отец, случайно, не врач?

– Нет, – ответила Ясмин.

Сегрегация

– Все было не так, – сказал Пеппердайн. – Я упомянул об этом, только чтобы проиллюстрировать свою точку зрения. Про Кэтрин Арнотт. Мы с Дарием говорили о том, что младшие врачи испытывают большой стресс, и я вспомнил то, что ты мне говорила, – что ты подумываешь об уходе.

– Ну, он явно думает, что туда мне и дорога, так что спасибо тебе огромное!

Он встал и закрыл дверь кабинета.

– Ясмин, он вовсе так не считает. Да, у него есть свои недостатки, но он знает, что ты хороший врач. Просто ты задела его самолюбие, вот он и сводит с тобой счеты. Не принимай близко к сердцу.

Войдя сюда, Ясмин была сама не своя от злости, но теперь не чувствовала ничего, кроме усталости. Она вяло опустилась на стол.

– Он спросил, не врач ли мой отец. А я сказала – нет!

Пеппердайн рассмеялся.

– Ну и что? Все равно его это не касается. Слушай, не хочу его оправдывать, но нас маринуют с решением – я про Центр повышения квалификации, – и Дарий изображает невозмутимость, но на самом деле весь издергался. Впрочем, это не значит, что ему можно к тебе цепляться. Или к кому-то еще. Хочешь, я… с ним поговорю?

Ясмин покачала головой. Стоило только руку протянуть, и она могла бы его коснуться. Пеппердайн, как обычно, был одет в голубую рубашку – новую, с магазинными складками. Хоть бы он посмотрел на нее как следует.

– Ну а как ты вообще? – спросил он, глядя в пол. – Помимо… хм, этого. Как дела… дома?

Ясмин ждала с самого Рождества, а он так ничего и не сказал. Той ночью она выставила себя полной идиоткой.