Брак по любви

– Нет, я хочу сказать, что вы ее не знаете, так что не вам о ней судить. Вы не знаете, какова ее правда, понятия не имеете, что она за человек.

Ма осуждающе зацокала языком, но Гарриет отмахнулась:

– Все в порядке. Что ж, Ясмин, в таком случае почему бы тебе меня не просветить?

Она была не уверена, что сможет это объяснить. Все выжидающе уставились на нее. Ее разозлило, что Гарриет объявила Ранию самобытной. Это подразумевало, что Ясмин не такова. А может, и нет. Но в любом случае это вредная категория оценки. А как насчет Ма? Предала ли она свою мусульманскую идентичность? Как сказала бы Ма, Аллах видит сердце человека, и, если это не так, то ей нет места в лоне своей религии. Каким образом ношение хиджаба связано с жизнью своим умом? У Рании много убеждений, и тряпка, повязанная вокруг головы, их никоим образом не отражает.

Вспышка выключила телевизор. Ма стала возиться с отрезом лиловой ткани.

– Я сварю кофе, – сказал Джо.

– Для меня не вари, – сказала Вспышка. – Мне уже пора.

– Ах да, – сказала Гарриет, – тот малый из нидерландского театра. Bonne chance! Удачи! Впрочем, разумеется, это ему повезет, если ты доверишь ему свою постановку.

– Если бы Рания жила в Иране, – сказала Ясмин, – то присоединилась бы к зарождающемуся движению против хиджабов. Возглавила бы его. Сорвала бы с себя головной платок. Разъезжала бы за рулем с ветром в волосах и выкладывала это в соцсетях.

Все рассмеялись. Пискнуло уведомление о новом сообщении, и Ма порылась в своей корзинке. С минуту поглазев на экран, она подняла телефон над головой:

– Аль-хамду ли-Ллях! Она родилась! Малышка родилась! Прохлада моих глаз! Она здесь!

Глаза Ма и в самом деле наполнились прохладными слезами радости – благословение из ее любимого хадиса.

Коко

Малышка лежала на спине, беспомощно шевеля скрюченными ручками и ножками, словно перевернутый жук. Череп, удлиненный из-за щипцового извлечения, был окружен редкими кустиками черных волос и совершенно лыс на макушке. Над плохо сидящим подгузником сердито торчала красная пупочная культя. Близко посаженные глаза-буравчики походили на дюбели, кожа была желтая и морщинистая, словно девочку слегка поджарили на подсолнечном масле.

– Ах, – выдохнула Аниса, – она совершенно прекрасная!

– Красотка, – сказала Ясмин, а Ариф просунул мизинец в крошечный кулачок дочери.

Гарриет встала над кроваткой и вынесла свое заключение:

– Дорогуши, вы вправе собой гордиться. Кстати, Люси, у меня кое-что для тебя есть. Все приносят подарки малышке, так что я пришла с дарами для мамочки. – Она перепорхнула на другую сторону койки.

– Прекрасное личико, – Аниса вцепилась в Арифа, словно боясь упасть в обморок от радости, – прекрасные пальчики, волосики… даже цвет прекрасный, как манго. Все прекрасное, нечего волноваться.

– Ма, у нее просто легкая желтуха, – сказал Ариф.

– Обычное явление для новорожденных, – сказал Джо. – Волноваться не о чем.

Ариф обнял мать одной рукой и чмокнул ее в макушку. На нем была синяя фланелевая рубашка в клетку и чистые брюки-чиносы. Он выглядел выше и шире в плечах – потолстела даже его шея, и кадык перестал напоминать застрявший в горле мяч для игры в гольф. Куда подевался щуплый мальчишка с немытыми патлами, нервный, бренчащий на гитаре лоботряс? Неужели он по-прежнему внутри этого внезапно возмужавшего тела? Не прячется ли, то и дело роняя штаны и сверкая трусами, где-то за этим взрослым Арифом во взрослой одежде? Не скрывается ли за этим сияющим, уверенным лицом другое, более знакомое – угрюмое, насупленное лицо ее младшего брата? Ясмин пригляделась к Арифу, и он так тепло ей улыбнулся, что ее сердце переполнилось любовью.

– Вы определились с именем? – спросила она дрогнувшим голосом.

– Коко, – ответила Люси, лежащая на груде подушек, заваленных связанной вручную детской одежкой, муслиновыми пеленками, салфетками для отрыжки, тряпочками и рукавичками для мытья и баночками с маслом для попки. – Коко Таллула, – засюсюкала она. – Нравится, да? Нам очень нравится, правда, кукусик?

– Да, нравится, – пискляво, нараспев произнес Ариф, обращаясь к дочери.

Ясмин поразило, что даже такие зеленые новички, как Ариф, каким-то чудом без подсказок знают, что младенцы предпочитают высокочастотные звуки. Она погладила мягкие словно пух волосы Коко кончиками пальцев.

– Коко, – прошептала она, – Коко Таллула, я твоя тетушка Ясмин.

Малышка повернула голову навстречу ее прикосновению и внезапно открыла прекрасные мускатно-карие глаза. Ма права: она само совершенство, и желтые белки глаз нисколько ее не портят. Коко загукала и сглотнула, и на ее губах вырос и лопнул пузырь. Все трое – Ясмин, Ариф и Аниса – со смехом заворковали над ребенком, восторгаясь столь ранней развитостью.

– Не дайте ей замерзнуть, – сказала Люси. – Сможете ее запеленать? Помните, как это делается? Только не слишком туго. – В ее голосе слышалась усталость. – И не слишком свободно, – добавила она.

– Пожалуй, нам пора уйти и дать тебе отдохнуть, – сказала Ясмин.

Под глазами Люси залегли темные круги, а лицо побледнело и отекло.