ЛЕЙЛА
Ноябрь 2011
– Молодец, Лейла, я горжусь тобой.
Сердечное похлопывание по плечу – способ выразить нежность и гордость – почти сбивает меня с ног. Он постоянно забывает, какой сильный. Я, кажется, пошла не в него физической формой: он широкоплечий – а у меня плечи узкие, он высокий – а я маленькая, но я рада, что унаследовала, а точнее сказать,
– Спасибо, пап. – Я прижимаюсь к нему и улыбаюсь, а потом поворачиваюсь, чтобы насладиться видом, который приветствует нас с балкона. Отец никогда не отличался расточительностью, поэтому когда он приехал в город на мой выпускной и сказал по телефону, что остановился в отеле на берегу, я была удивлена. Если и существует веская причина потратить деньги, объяснил он, то это остановиться в хорошем отеле, когда приезжаешь на выпускной к дочери.
– Неплохой вид, – кивает он на пейзаж. – Даже несмотря на погоду.
Ритмичные порывы ветра, похожие на сердцебиение, предвещают шторм, волосы хлещут меня по лицу. Для южного побережья Англии это очень характерно – внезапно устроить жуткую погоду. Я откидываю волосы подальше от накрашенных красной помадой губ, закатив глаза. Знаю, нужно было найти время их подстричь, но я была слишком занята. Поэтому я короной заплела косу, оставив остальные волосы распущенными.
– Да, пап, – отвечаю с усмешкой, – весьма неплохой вид. – Он и меня туда поселил, в качестве подарка на последнюю ночь в Брайтоне. После окончания занятий я задержалась в Брайтоне на пару месяцев, дожидаясь выпускной церемонии. Мне не хочется уезжать. Мне здесь нравится: люди, город, здания, пляж. И все же настало время ехать домой. Я это знаю, хоть и понятия не имею, что делать дальше.
Я держусь за балконные перила, рассматривая запруженную машинами дорогу, растянувшуюся вдоль набережной. Широкий галечный пляж усеян компаниями храбрых отдыхающих, которые бредут по камням, готовясь сражаться с непогодой. Знаменитый Брайтонский пирс со своим узнаваемым куполом и парком развлечений простирается в море.
Это особенное место, и я буду по нему скучать. Пока я жила здесь, я узнала, что каждый год команде требуется три месяца, чтобы покрасить пирс. Я наблюдала, как они трудятся над этой грандиозной задачей, в перерывах между лекциями и подработкой в местном баре. А еще я знаю, что пирс длиной 1772 фута и официально открылся в мае 1899 после восемнадцати лет строительных работ, которым помешал разрушительный шторм. Еще я знаю, что, когда мне грустно, когда я скучаю по дому, устала или просто хочу поднять себе настроение, достаточно постоять на нем и посмотреть на горизонт – и мне станет лучше. И хотя большинству людей это покажется нелогичным – потому что кто знает, что прячется в темноте? – я чувствую себя в безопасности, когда сижу на галечном склоне под пирсом.
– Снова тебя потерял, – голос папы вытаскивает меня из собственных мыслей.
– Извини. – Тряхнув головой, я поднимаю глаза. За пирсом солнце медленно садится в угольно-черное море. Холодно, сурово, красиво. И я знаю, что дома вид еще лучше. – Просто задумалась.
Папа прокашливается.
– Ты в этом похожа на маму. Она часто смотрела куда-то в пространство. Интересно было бы знать, что творилось у нее в голове.