С этим слишком сложно справиться, и хоть я и пришла домой, но здесь не останусь. Не могу. Мне нужно побыть одной какое-то время. Я не могу здесь находиться, но и вернуться в Брайтон – тоже. Я пока не готова встретиться с университетскими друзьями или Рики. Подыщу что-нибудь еще, ненадолго. Я собираюсь ехать ночью, пока не доберусь туда, где будет спокойно, и спрячусь на неделю или две. Что бы папа ни думал, у меня все еще есть приличная сумма денег от дедушки. Не то чтобы я собиралась сбежать на Французскую Ривьеру за красивой жизнью или что-то в этом роде. Я просто хочу в какое-нибудь милое, тихое и спокойное место. Схватив свою спортивную сумку, я запихиваю в нее одежду и книжку, беру запасной набор для рисования из шкафа и тихонько ускользаю из дома. Я позвоню папе утром, чтобы он не волновался. Объясню, что случилось с ребенком. Я делаю глубокий вдох и позволяю воздуху с дрожью выйти. Скажу ему, что я в порядке, но мне нужно время для себя.
Забравшись в своего «жука», я сомневаюсь, стоит ли мне садиться за руль; но я совершенно не хочу спать и все еще на взводе после всего, что случилось, так что завожу мотор. Если устану – сверну на обочину. Я включаю музыку, начинается песня группы
Медленно сдав назад, я съезжаю с подъездной дорожки и включаю фары, лишь оказавшись у выезда на шоссе.
Я возвращаюсь в Брайтон через три недели. В конце концов я остановилась в деревушке в Северном Девоне под названием Шипваш. Она крошечная: около десятка домов вокруг симпатичной площади, усаженной цветами, которая одновременно служит парковкой, серая церквушка, местный паб с крепким светлым пивом и маленький магазинчик с почтовым отделением. Это было как раз то, что нужно: закрытое тихое место, где почти не на что тратить энергию.
Я жила в красивом коттедже с соломенной крышей, выкрашенном в бледно-голубой цвет, с огромным садом полевых цветов и спальней с большой кроватью и видом на деревенскую площадь. Каждое утро комната наполнялась солнечным светом даже сквозь старые деревянные ставни, но, несмотря на ранние пробуждения, я все равно просыпалась отдохнувшей. Я хорошо спала, ела пирожные, гуляла по пляжу Буде, смотрела фильмы в кинотеатре в Окхемптоне. Сидела в зеленом саду, выплескивая всю свою боль на бумагу – акварельный рисунок моего любимого вида с Хенджистбери-Хед, с самого верха, на косу, усыпанную разноцветными пляжными домиками, и набережную Медфорда вдалеке; Борнмутский пирс растянулся от песчаного пляжа, нарисованного маслом. Я превратила несколько своих угольных набросков Брайтона в работы побольше, со множеством деталей. Я рисовала, пока не начинала болеть спина, а пальцы не деревенели, но это все равно было облегчением, и мне казалось, словно я снова влюблена.
Я много думала и привела мысли в порядок. Я ежедневно списывалась с папой, чтобы он не беспокоился, и поговорила с Элоизой, Шелл и Хлои, чтобы поведать каждой, что произошло. Мы вместе поплакали, и они все предложили меня навестить, но мне хотелось побыть одной. Эл присылала мне каждый день непристойные картинки, чтобы развеселить, Хлои – вдохновляющие цитаты, а Шелл каким-то образом отследила, где я нахожусь, и отправила мне принадлежности для рисования. Как важно, поняла я, иметь хороших друзей. Как сказал бы Джейк, мне повезло.
На второй неделе пребывания в Шипваше я почувствовала себя достаточно сильной, чтобы позвонить Рики и поговорить. Мы порвали. Беременность и потеря ребенка оказались непосильной ношей для наших отношений, и я больше не радовалась мысли, что увижу его. В его голосе слышалось облегчение, что вызвало маленький укол обиды, но, надо признаться, он извинился за то, как отреагировал.
Еще одна проблема – Джейк. Я не знаю, что с ним делать. До сих пор поверить не могу, что он меня поцеловал. О чем он
По крайней мере, с папой все снова хорошо. Через три недели я заехала домой, прежде чем отправиться в Брайтон. Мы поговорили с папой по душам, извинились друг перед другом, так что все опять на своих местах. Теперь мой план – найти работу, чтобы занять остаток лета.