Брат, найди брата

К этому времени мы с ним давно уже вели тихую войну за телефон: в определенные часы я постоянно выключал его, чтобы без помех посидеть за письменным столом или не бегать к нему, не дергаться, когда уже не успеваешь перед работой побриться. А ему он постоянно был нужен, вдруг девочка позвонит, он уносил аппарат в свою комнату, а после с виноватым видом открывал дверь ко мне, нарочно деловито тянул шнур и подавал потом трубку уже с озабоченным лицом все понимающего, хорошо поднаторевшего референта.

Телефон всегда стоял рядом с ним, когда меня почему-либо не было, и постепенно ему пришлось взять на себя те самые обязанности диспетчера, которыми до этого занимался я сам или поневоле, не без упрека в мой адрес потихоньку выполняла жена: записывал, кого и каким поездом встречать, кому попробовать заказать гостиницу, для кого какой заранее «забить» вечерок, чтобы можно было не торопясь попить чайку и потолковать по всем, понимаешь ли, насущным проблемам современности.

Дома я не успевал снять пальто, как он начинал докладывать:

— Тебе телефонограмма. Передал товарищ дяди Юры Лейбензона, приезжал в Москву за семьей.

И протягивал аккуратно исписанный листок:

«Старичок Гарюша! Что же ты все только обещаешь, а не летишь? Или Вьетнам для тебя — это уже край света? Замотался или, не дай бог, обленился? Мы тут вкалываем, как в лучшие времена на Запсибе. Вечерами перебираем струны. Надумаешь, не забудь захватить черняшки и ржавой селедочки. Остальное найдем. Бывший главный механик ЖКК Робинзон».

Само собой, что благодаря обилию гостей Жора давно уже овладел этим вовсе не беспредельным запасом немудреных шуточек, одинаковых и в Сибири, и на Кубани, и поэтому у порога вдруг предлагал:

— Стул тебе пододвинуть? Не упадешь?.. Тебя просил позвонить начальник Госцирка СССР.

Я пытался тянуть его на столичный уровень:

— Извини! К счастью для нас с тобой, не имел чести знать.

А он прямо-таки расцветал на глазах:

— Новый начальник. Как он сам сказал, новоиспеченный. Может, догадаешься — кто?

Я старался придумать что-либо совсем фантастическое:

— Дядя Сережа Абрамов?

Но он уже не мог больше терпеть:

— Дядя Слава Карижский!

Оставалось и в самом деле только плюхнуться на диван.

— Я предупреждал! — сказал он совсем моим, «родительским» тоном. — Вот телефон, придешь в себя, позвони. Только знаешь, о чем он просил тебя? Прежде чем папа позвонит, пусть, говорит, он хорошенько подумает и вспомнит: кто всегда кричал, что наша стройка — настоящий цирк?.. Кричал ты, да?.. Ну вот, а дядя Слава теперь сказал: выходит, ничего странного, выходит, он снова как бы по той же части.

И пока я уже с грустной усмешкой рассуждал про себя, что этот хитрец дядя Слава — тоже старая сибирская школа! — сам над собою смеется первым, хотя ему сейчас вовсе, выходит, не до смеха, а выть небось в голос хочется, Жора не без любопытства спросил:

— А знаешь, что мама сказала? Она сказала, ей все понятно. Дядя Слава всегда, она говорит, первым хватался на воскреснике за лопату и всегда помогал девчатам, брал носилки потяжелей.

— Ну, еще бы! — приподнял я обе ладони. — Мама — известный теоретик! Сейчас я это дяде Славе процитирую. Лопата в цирке — первое дело!

— Просто она сказала: значит, там комсорг нужен. Предложили, и он пошел.

Оба гениальные теоретики, ну как же, — значит, Жора ей позвонил, и они давно уже все обсудили, и мама, конечно, с присущей ей обстоятельной, все еще на уровне молодого мастера СУ-1 из треста Кузнецкметаллургстрой на ударной стройке Запсибметзавода, доверчивостью тут же сыну весь расклад объяснила!

Но вообще-то, признаться, мне и самому хотелось так думать… Какие были комсорги! Как верили они сами и как поэтому ребята верили им!

Может, той прямодушной веры, которая и самим нам теперь кажется порою наивной, может, как раз ее так нынче многим из нас и не хватает?.. Может, в торопливости жизни, в безудержной погоне за призраками — каждый за своим, персональным — мы позабыли такие слова, как  с а м о о т р е ч е н и е, с а м о о т в е р ж е н н о с т ь, и с т о в о с т ь?

Или не позабыли? Нет?

Лишенный из-за службы возможности уезжать теперь далеко и надолго, в этом году я впервые попробовал выкраивать для себя коротенькие поездки к давним своим товарищам, и первая была — в Старый Оскол.

Коля Шевченко, который собрал там целую колонию сибиряков, до этого уже не раз говорил мне, что запсибовских «старичков» на Белгородчине теперь больше, чем на самой Антоновке, но я все только посмеивался, и лишь там, когда после сумасшедшего, наполненного тяжелым грохотом дробивших руду стальных машин дня мы отдыхали в баньке, я вдруг подумал, что если Коля и «загибал», то, в общем, самую малость.