Братья

Снова появился Артенак. Неутомимый старик постоянно что-то ищет, я рада, что он питает расположение к нашей семье. Мое радушие искренне, но я не могу скрыть печали. Он и отметил. Первый вопрос: что со мной? Не слишком ли близко я принимаю к сердцу события последних дней? Артенак ничего не знает о брате, я просила Раймунда держать семейные дела в тайне. Догадки, на которые этот человек мастер, не в счет. Пусть думает, что хочет. Я пожаловалась на нездоровье, и сочла, этого достаточно.

— Михаил исчез, — преподнес он новость, а я притворилась удивленной.

— Неужели Раймунд не говорил вам?

— Пожалуй. Я занята домашними делами.

— Вам легко живется.

— У нас защита. Раймунд, Товий. Кого нам бояться.

— Но та, давняя история, которая заставила вас покинуть город, разве она не тревожит? Эти люди могут оказаться поблизости.

— Да, советник, я чувствую себя неуютно. Но что поделать. Мы могли бы уехать куда-нибудь неподалеку. Я мечтаю об этом. Но Раймунд не хочет оставлять службу. Уговорите его, я буду рада.

— И ваш Товий служит у них. Помните, вы советовали мне побывать на собрании этих храмовников. Я воспользовался вашим советом.

— И каково впечатление?

— У них много людей. Больше, чем я думал.

— Надеюсь, вам было интересно.

— Конечно. Они заметили мое присутствие. Выяснили, кто я, и отпустили, можно сказать, по дружески. Я решил рассказать об этом вам. Вы удивитесь, как удивился я сам, когда понял, только с вами я могу говорить открыто. Время идет, и все меньше близких людей связывает меня с миром. Раймунд с братьями? Но Михаил исчез.

— Вы — заметная фигура в городе, советник.

— Это так. Должен сказать, король по прежнему доверяет мне и спрашивает у меня совета. Но я уже стар, и исчерпал силы, подаренные мне природой.

Разговор давался с трудом, но тут вернулся Раймунд и оживил общение. За едой многие вопросы выглядят не такими мрачными. К тому же вино помогло, и вечер закончился, как в прежние времена…

И, наконец, главная неожиданность ждала нас спустя несколько дней. Раймунд вернулся со службы вконец расстроенным: — Артенак исчез. Вместе со своей женой.

Ясно, Раймунд поднял на ноги весь город. Но найти никого не удалось, даже следов не осталось. Дома у Артенака все цело, и удивительно скромно для того положения, которое занимал этот человек. Даже рукописи, которыми Артенак так гордился, все на месте, аккуратно сложено и прибрано, не хватает только хозяев. Они исчезли.

И вот еще. В эти же дни Раймунд принес домой полотняный мешочек. Его передал какой-то бродяга. Внутри оказался перстень моего отца. Франсуа вернул его мне, так я поняла. Что с ним? Неизвестно. Раймунд говорит, он просто ушел. Куда? Это тоже непонятно. Раймунд объехал окрестности, переговорил с десятком бродяг, обитающих в пещерах и старых гробницах. Франсуа бывал среди этих людей. Они сходятся к городу в праздничные дни, а потом исчезают, будто не было. Куда? Бог весть. Дорог много, возможно, Франсуа воспользовался одной из них.

Раймунд потерял близких людей. Он возвращается домой, садится к огню и может сидеть так часами. Я пыталась занять его сыном, но это отвлекает его ненадолго. Он смотрит в огонь. Что он видит в нем, не знаю.

У меня нет времени скучать. С уходом Зиры хлопот прибавилось. Но иногда, когда образуется свободная минута, я достаю оба перстня, кладу их рядом и смотрю. Это скрашивает мою жизнь…

КРЕПОСТЬ КРЕСТОНОСЦЕВ В АККО

Старая Акко — седая каргаПрячет от солнца сырые ступениВ переплетениях угольной тени,Тянет меня за собой на рогаК бесу и вниз, за подкладку времен,В дымный чертог циклопической кладки,

Где, средиземной хлебнув лихорадки,Сходит с ума сицилийский барон.Греков клянет — лекарей и попов,Папских прислужников в Иерусалиме,Злых сарацин, что летят из пустыни,Как саранча на цветенье садов.Крест у лица. Отпущенье грехов.Колокол мерно звучит за стенойК близкой войне или к близкой кончине,Что же ему остается отныне?

Вход или выход? На вечный покой?Неукрощенный — он рвется вставать,Тянет к окну ослабелое тело,Море и парус вдали, на пределеСвета. И так тяжело умирать…Кошка-разбойница лапой скребетГолову рыбью и жмурится сыто,Тянется сладко и трет деловитоВ липкую слизь перепачканный рот.Время застыло, а вечность течет…

Эпилог