Из курса Анри Бергсона, прочитанного им после окончания Принстона, Фостер почерпнул концепцию "динамических" сил, находящихся в вечном конфликте со "статическими". Бергсон использовал эту дихотомию для понимания религии и морали, а Фостер применил ее к глобальной политике, которую он интерпретировал как "циклическую борьбу между динамическими и статическими силами мира". Это был способ объединить нации в аккуратные группы, что импонировало его упорядоченному уму. В 1930-е годы он начал описывать Францию и Великобританию как "статичные" общества, заинтересованные только в защите того, что они имеют, и предсказывать, что будущее будет определяться тремя новыми творческими и "динамичными" державами: Германия, Италия и Япония.
"Эти динамичные народы, - писал он в одной из статей, - полны решимости сформировать свои государства в такой форме, которая позволила бы им взять свою судьбу в собственные руки и добиться того расширенного статуса, которого они были лишены при либеральной и мирной форме правления".
Все это не имело бы значения, если бы самое тесное взаимодействие Фостера с Германией не произошло в период укрепления власти национал-социалистов.
Фостер помог разработать план Доуза 1924 г., который реструктурировал репарационные платежи Германии таким образом, что открыл новые огромные рынки для американских банков, и в конце того же года он организовал предоставление пяти из них кредитов немецким заемщикам на сумму 100 млн. долл. В течение последующих семи лет он и его партнеры предоставили Германии еще 900 млн. долл. кредитов, что в пересчете на доллары начала XXI века составляет более 15 млрд. долл. Это сделало его ведущим продавцом немецких облигаций в США, а возможно, и во всем мире. Он резко отвергал критиков, утверждавших, что американские банки должны больше инвестировать внутри США, и протестовал, когда Государственный департамент пытался ограничить предоставление Германии кредитов, не связанных с выплатой репараций или поддерживающих картели и монополии.
Фостер заработал большие деньги на создании и консультировании картелей, основанных на соглашениях между конкурирующими фирмами о контроле над поставками, фиксации цен и закрытии своих сетей поставок и распределения для посторонних. Реформаторы во многих странах выступали против таких картелей, но Фостер защищал их как гарантов стабильности, обеспечивающих прибыль и защищающих экономику от непредсказуемых колебаний. Два картеля, которые он сформировал, стали глобальными силами.
Среди основных клиентов Фостера была расположенная в Нью-Джерси компания International Nickel Company, для которой он был не только советником, но и директором и членом правления. В начале 1930-х гг. он вместе со своим канадским филиалом ввел ее в картель с двумя крупнейшими производителями никеля во Франции. В 1934 году он привлек к участию в картеле крупнейшего немецкого производителя никеля - компанию I.G. Farben. Это дало нацистской Германии доступ к ресурсам картеля.
"Без Даллеса, - говорится в исследовании Sullivan & Cromwell, - у Германии не было бы сил вести переговоры с [International Nickel], которая контролировала мировые поставки никеля, важнейшего компонента нержавеющей стали и броневых листов".
I.G. Farben была также одной из крупнейших в мире химических компаний - она производила газ Zyklon B, использовавшийся в нацистских лагерях смерти, и Фостер, втягивая ее в никелевый картель, одновременно помогал ей создать глобальный химический картель. Он был членом совета директоров и юрисконсультом другого производителя химической продукции - конгломерата Solvay, расположенного в Бельгии. В 1930-е годы он направил Solvay, I.G. Farben, американскую фирму Allied Chemical & Dye и ряд других компаний в химический картель, столь же мощный, как и тот, который он организовал для производителей никеля.
В середине 1931 г. консорциум американских банков, желая сохранить свои инвестиции в Германии, уговорил немецкое правительство принять заем в размере около 500 млн. долл. для предотвращения дефолта. Фостер был их агентом. Его связи с правительством Германии стали еще теснее после того, как в начале 1933 г. к власти пришел Гитлер и назначил старого друга Фостера Хьялмара Шахта министром экономики.
Аллен познакомил их десятью годами ранее, когда он был дипломатом в Берлине, а Фостер регулярно посещал его по делам компании Sullivan & Cromwell. Они сразу же приглянулись друг другу. Шахт свободно говорил по-английски и хорошо понимал Соединенные Штаты. Как и Даллес, он производил впечатление энергичного авторитета. Он был высок, худощав, всегда подтянут, с коротко подстриженными волосами и высоким воротником-стойкой. Оба они подумывали о том, чтобы стать священнослужителями, но потом обратили свой мощный ум к более доходным занятиям. Каждый из них восхищался культурой, породившей другого. Оба верили, что возрождающаяся Германия сможет противостоять большевизму. Их общим интересом было привлечение американского капитала для финансирования ее подъема.