Бразилис

За неделю в Салвадоре города я не видела. Перемещалась из отеля в архив, из архива в отель на такси, вызванному по надёжному номеру. Столицы штата Баия научили бояться новости и попутчики: «Будь осторожнее там. Украдут, убьют, похитят, отберут всё ценное». Только ночью в своем номере я отваживалась приоткрыть окно и вслушивалась в музыку, что прилетала с холмов, усыпанных огоньками – плотными молодыми созвездиями.

«Хочешь найти дорогу? Раздави каблуком компас и доверься сердцу».

Захлопывала окно, чтобы вместе с барабанным боем затих голос, подталкивающий к неблагоразумию.

Утром снова ехала в городской архив маршрутом изученным. Но книги и подшивки оказались скупы на откровения. В 1758 году монах ордена кармелитов в журнале расходов отметил, что церковь заказала Франсишку дас Шагас четыре статуи Христа и одну Богоматери. Потом нашла, что Братство чёрных людей поручило Кабре сделать для своей церкви ещё одну статую. Неделю искала, распутывала каракули, но свидетельства об этих шести статуях были единственными моими находками.

Под конец пустой пятницы решила подышать воздухом. Попросила архивного служащего отметить храмы кармелитов и Чёрного братства на моей карте города. Вышла в Салвадор. Кожа сразу стала липкой от жгучего воздуха. Позади закрылась дверь архива. Каникулы таяли вместе с надеждой найти доказательства, что деревянная семья Альмы – сыновья бразильского мастера, а я наследница нескольких сотен тысяч евро как минимум. Шагала по городу, как они говорят, самому в стране криминальному. Сердце куда-то тянуло, словно что-то предчувствовало, а в подошве застрял осколок от компаса.

После раскалённой улицы прохлада церкви кармелитов была мне как плачущему утешение. Доски жаловались под ногами, взгляд запутывался в барочных орнаментах. В капелле слева висел распятый Иисус, а кровь у него – рубиновая. Сам как живой, словно от боли сморщился. Сквозняк колыхал его парик из натуральных волос, пожертвованных какой-то грешницей. Разглядываю вены на лбу, шею от боли перекошенную, грудь чахлую. Полумрак дурачит, встаю на цыпочки, тяну руку, но не дотягиваюсь.

У алтаря столпились туристы, фотографируют. Иду к ним. От пола пахнет мылом, от стен – сладким ладаном. Вот и алтарь – место молитв и выдохов. Золотые колонны, лозой и цветами увитые, ниши с второстепенными персонажами, а наверху она, которая тоже должна быть второстепенной, но стала главною, сначала архангелом, потом людьми выбранная. Только есть в ней что-то такое, отчего хочется не преклонить колени, а поздороваться. Та Богородица была не божественная, не идеальная, а настоящая, как девочка, у которой четверть часа назад я спросила дорогу на улице. Да и ребенок у неё на руках совсем не тот, с кого позади, в левой капелле, стекает кровь рубиновая. Тот скорбный, острый, а этот – радостный, пухлый танцующий.

Туристы приходили и уходили, подгоняемые расписанием, а я всё разглядывала Деву и её отпрыска, не подходящих ни под какой канон, удивительных.

Приблизилась пожилая пара с экскурсоводом. При взгляде на Мадонну у стариков преобразились лица. Гид встал на шаг позади, начал рассказывать вкрадчиво:

– Эту статую сделал наш байянский скульптор Кабра. Эпохи барокко один из ярчайших представителей. Говорят, моделью для этой статуи была Исабель Гарсия Д’Авила, дочь землевладельца важного. Её отец, по слухам, был королевским сыном незаконнорожденным. Наш Кабра познакомился с Исабель, когда Гарсия Д’Авила нанял скульптора, чтобы сделать несколько статуй для церкви на своей плантации. Предположительно у Исабель был роман с Каброй, а младенец на руках у Богоматери – их ребёночек.

Экскурсовод достал лазерную указку. На лице маленького Иисуса появилась красная точка.

– Посмотрите на эти африканские ноздри, на полные губы мальчика.

Мужчина нацелил на младенца фотоаппарат.

– Невероятно.

– Что вы сказали?

– Это невероятно: как внучка короля могла иметь связь с простым скульптором, да к тому же чёрным? В те времена это было непозволительно.

– Возможно, этот ребёнок лишь плод фантазии скульптора. Кабра воображал, каким он мог бы у них с Исабель получиться, понимаете?

Пара туристов и гид пошли к выходу. Их голоса делались тише и тише. А с моего языка горошиной скатилось:

– Исабель Гарсия Д’Авила.

Это имя взволновало меня, как загадочные рукопись и статуэтка взволновали Фосетта.

5

Зашла в ресторан напротив церкви, чтобы кофе помог упорядочить мысли. Пока гудела кофемашина, проверила почту. Письмо от начальницы, большими буквами в теме «СРОЧНО». Открываю: «Прилетай немедленно. Уволились две сотрудницы. Если не вернёшься к понедельнику…»

Выключила телефон.

– Только этого не хватало.

Закрыла лицо ладонями.