Бремя чести

– Месье, послушайте, что я вам скажу: я не мессия, я не богиня, я простая девушка, которая хочет покоя и мира. Я знаю, что вы неоднократно пытались разыскать меня, что не гоже вашему имени. Вы не понимаете, чем занимаетесь? В первую очередь вы подвергаете опасности меня. Но, хотя, какое вам может быть дело до моих интересов, если вы близких друзей отправили на казнь, да ещё и не постыдились это дело донести до Парижа, будто здесь у нас своего суда нет. Мне, так же как и вам, не безразлична нравственная жизнь нашего города, и я бы тоже пыталась сделать его добрее и целомудреннее, но, увольте, не такими способами. Вы решаете дела не думая о том, какие будут последствия, будто эти дела сугубо ваши, личные. Я откровенно признаюсь, что вы мне не приятны. Я так же признаюсь, что нахожу вас человеком, лишённым всяких моральных устоев и принципов. Человеком, лишённым добра и сострадания к другим. И хотя положение моё в обществе весьма скромное, всё же я не желала бы и близко видеть себя рядом с вами. Ни ваши деньги, ни ваша фамилия не сделает вас источником добра, пока вы не начнёте уважать и любить других людей, и думать о них в первую очередь, а потом о себе. Мне совершенно не интересно от чего вы стали таким, ибо человек сам выбирает, каким ему быть. И никто, слышите? И никакие обстоятельства не могут заставить человека быть безжалостным, грубым и бессердечным. Он будет таким, только если сам изберёт такой путь. И если человек поддался порокам, их из него не убрать – они как червь будут грызть вас изнутри, пока смерть не закончит существование вашей жалкой души.

Огонь, горевший в глазах девушки, по сравнению с тем, что бушевало в Алене Жоффруа, был просто мимолётной искрой. Каждый раз, когда девушка заканчивала предложение, Ален хотел возразить, но не мог – она говорила без остановки, как трещотка, пробегая по словам. Её речь была внятной и понятной, и Ален улавливал каждый ход её мысли.

– Если вы выслушаете меня, я был бы вам очень признателен, – старался он сохранять спокойствие.

Девушка кивнула, но явно нервничала и была очень нетерпелива.

– Мадемуазель, я бы не хотел, чтобы вы судили обо мне по одному моему поступку. Не предавайтесь предубеждению – оно может обмануть вас. Как бы вы поступили, если бы была затронута честь вашего близкого друга? Молчали бы вы, когда на ваших глазах разыгрывалось бы бесчинство? Сидели ли бы и обдумывали законные и справедливые пути решения проблем, пока виновные уходят от ответственности? Поверьте, всё, что я делал в последние недели, было исключительно защитой достоинства моего почившего друга, к которому, скорбно признаюсь, я относился не должным образом. Вот об этом мне стоит горевать – о том, что я не сберёг друга, не оказался рядом в трудный момент. Но что сделано – того не воротишь.

Секундная пауза повисла в воздухе, а лицо Арабель приняло иной вид – девушка сменила нахмуренные брови и быстро бегающий из стороны в сторону нетерпеливый взгляд, на внимающее каждому слову выражение лица, глаза которого с грустью впивались в лицо говорившего молодого человека.

– Я не буду оправдываться перед вами. Я знаю, что жить, как я это делал раньше, просто недопустимо для приличного и уважающего себя и общество человека. Но на то есть кое-какие причины, о которых, быть может, вы когда-нибудь захотите узнать. Но, мадемуазель, моё положение сейчас плачевное. В один прекрасный миг меня озарило яркое солнце. Незабываемый образ вашей руки, которую вы так благородно протянули мне в момент отчаяния, не только поднял меня на ноги в прямом смысле, но и возвысил мой дух. Каждый раз, когда я грезил о встречи с вами, я боялся показаться вам именно тем, кем вы меня видели, или желали видеть. Я знаю, что не должен обманывать, хотя бы вас, поэтому от чистого сердца говорю – я болен вами! Я не встречал ещё в своей жизни человека, который более глубже мог бы проникнуть в мой разум и изменить его. Ещё никому не удавалось изменить моё существо, но с появлением вас в моей жизни я чувствую, как меняется не только моя душа, но и моё тело. Нет больше презрения во мне, меня больше не пугают виды улиц, кишащих бедняками, я больше не отворачиваюсь, если вижу неприятное мне лицо. И знаете, теперь я с большим терпением переношу мадам Буаселье! – Ален попытался улыбнуться, чтобы казаться искреннее и проще.

– Кто такая мадам Буаселье? – спросила девушка, явно заворожённая трепетным рассказом месье. Она смотрела на него, а взгляд её плыл в невесомости.

– Знакомая моей матери. Она наведывается к нам довольно часто. И раз от раза мне приходится выслушивать её сплетни и жалобы. Но, в конце концов, мои дела не так плохи, как ваши.

Девушка искривила бровь, обращая к Алену немой вопрос.

Теперь он мог изложить план, который создал у себя в голове, пока шёл к порту.

– Видите ли, я знаю, что лавка месье Бенуа теперь не работает, следовательно, и вы остались без средств к существованию, а значит я считаю своим долгом помочь нуждающемуся, тем более, что у меня есть на это возможности.