Бремя имени

Прошел год, и отец Рохеле решил, что пора приобщать молодого зятя к профессии лесоторговца, которая должна была впоследствии, по его мысли, обеспечить семье дочери надежный доход. «И вообще, — думал он, — кому же как не Нахманке наследовать после него его дело и опыт!» Отныне Нахманке пришлось время от времени разлучаться со своей милой женой, уезжать с тестем и заниматься делами коммерческими. Конечно, молодой человек нисколько не был этому рад, но что поделаешь, разве можно было идти против воли тестя! И Рохеле приходилось иногда грустить в одиночестве.

Но теперь не одни только книги занимали ее мысли. Она охотно втягивалась в домашнюю работу, к немалому удивлению бабушки и служанки. Мало того, она с удовольствием начала шить и рукодельничать, а глухота вовсе не мешала ей чувствовать себя счастливой женщиной. Наступала пятница, мужчины возвращались домой, неся пыль на сапогах своих и радость в сердце. Счастье переполняло молодую пару, и все то время, что было им отведено, они желали друг друга. Но кончалась неделя, и мужчины снова отправлялись в путь, продолжая страдать от клопов и неустроенности гостиниц маленьких городов, — что же делать, когда дела, дела!.. Ну, а пока что у молодых впереди были две упоительные ночи. И так летели неделя за неделей.

* * *

И вот началась первая мировая война. В жизни Рохеле по-прежнему ничего не изменилось, но на лица отца и Нахманке легла тень озабоченности. Вскоре в Дилков явились первые беженцы. В семье стали поговаривать об отъезде, потом разговоры заглохли, и все осталось без изменений. Достаток семьи целиком зависел от леса, поэтому тогда еще не представлялось возможным бросить места, их кормившие. Впрочем, немцы так и не дошли тогда до Дилкова. Но вот пришел семнадцатый год! Незадолго до этого Рохеле потеряла мать, несмотря на то что покойница, бедняжка, все двадцать лет, что страдала желудком, каждый день добросовестно ела куриный бульон с крылышками…

После смерти дочери бабушка Витель продолжала вести дом. Это была крупная энергичная дама семидесяти лет, но возраст есть возраст, и неожиданно Рохеле, проявив решительную настойчивость, взяла на себя ряд домашних забот. Жизнь семьи текла без особых изменений, молодые супруги жили душа в душу, одаривая друг друга теплом и лаской, и в глазах их по-прежнему отражалось звездное небо и красота окружавшего их мира. Земля еще не была тогда ввергнута в пучину бед, и впереди людям еще пока оставалось немного радости. А потом… Потом все изменилось.

В девятнадцатом году в дом несколько раз врывались петлюровцы, пока не забрали все, что можно было унести. Но беда не ходит одна, и однажды, когда отец Рохеле с зятем отправились по делам, на них напали люди из банды Шкуро. Отец Рохеле, крепкий и сильный мужчина, был не из тех, кто покорно склоняет голову. К несчастью, бандитов было много, и они убили его. Нахманке выпрыгнул из телеги, пытаясь спастись, но в него выстрелили и тяжело ранили. Каким-то чудом ему удалось добраться до дома. Пуля задела позвоночник, известный врач Анград сделал ему операцию, и Нахманке выжил. Но до самой гибели своей он был прикован к постели.

Нечего и говорить, что жизнь сделалась очень трудной. Прислугу давно рассчитали, не было уже и куриного бульона, как не стало и многого другого… В дом незаметно вошла нищета. Бабушка постарела; и весь груз забот лег на плечи глухой Рохеле. Могла ли когда-нибудь Витель, внучка знаменитого раввина, представить себе, какой горькой окажется ее старость! Правда, в Дилкове в то время еще существовала еврейская община, и были еще люди, стремящиеся служить милосердию. Они помогали дочке именитого раввина. Несчастный Нахманке ел этот чужой хлеб, но сердце его обливалось слезами. Он не мог смотреть, как бьется его жена, ему хотелось только одного — поскорей умереть…

Через некоторое время в стране ввели нэп. Многие вернулись к своим обычным занятиям, вновь расцвела мелкая торговля, возродились ремесленные производства, а сапожники и портные стали называться частниками. Рохеле тоже решила открыть свое дело. Для начала она продала отцовское пальто и купила вязальную машину. А потом ей удалось уговорить мужа заняться работой. Слава Богу, хоть руки у него были целы, и Рохеле устроила его в кресле, а столяр Эфраим Мендель соорудил для него специальный стол. Словом, Нахманке научился вязать. К счастью, в Дилкове была организована артель инвалидов, и Рохеле с мужем стали ее членами. В артели выдавали хлопковую и шерстяную пряжу, из которой инвалиды вязали чулки, носки и кипы[64]. Поневоле новый ритм жизни захватил их, работа спорилась, вязальная машина жужжала…