Бремя имени

И вдруг наступило затишье. Какое-то время про меня словно позабыли. Потому что прошла ночь, одна, другая, и следующая, а меня все не зовут! Но зато я получил возможность отоспаться. Через несколько дней, однако, меня снова увели. Готовый ко всему, я сел на свое обычное место. Дверь отворилась, и в комнату вошел… Вайсфиш! Сережа, мой бывший ученик и гость! Но, похоже, он не был заключенным. Он вошел в комнату как свободный человек, как входил в нее сам следователь! И я должен был немедленно подняться, что и сделал. Он же, бросив на меня быстрый взгляд, спокойно сел рядом со следователем.

— Ты знаешь его? — спросил меня следователь. Напрягшись внутренне, я что-то промямлил, — мне надо было понять роль Вайсфиша.

— Он будет твоим переводчиком! — сказал следователь. Я удивился: подумать только, на всем пространстве могучей организации не нашлось никого, кроме этого подонка, которого я, зря не послушавшись своего внутреннего голоса, в свое время не прогнал взашей.

— Очень, очень приятно, — произнес я на иврите, — приятно поговорить с человеком на языке, которому я же его и научил! Впрочем, — добавил я едко, — не уверен, что ты справишься со своими обязанностями, ты не был успевающим учеником!..

Вайсфишу пришлось проглотить эту пилюлю и в точности перевести следователю мои слова. Допрос начался.

— Сколько у тебя было учеников?

— Сергей Владимирович хорошо знает, что он был моим единственным учеником.

Потом следователь спросил, слушал ли я «голоса», какие, с кем и когда…

— Да, — отвечал я, — слушал часто по просьбе Сергея Владимировича и в его присутствии.

Вайсфиш при переводе последние слова опустил.

— Переведите полностью, Сережа! — потребовал я. Отведя глаза, он быстро проговорил:

— Последняя фраза непонятна…

— Тогда не играйте в переводчика! Мне кажется, я ясно выразился: вы сами хотели слушать «голоса»!

Вайсфиш перевел мои слова следователю, но добавил:

— Врет он все!

— Видишь, друга оговаривает! — укоряюще заметил следователь. «Друга», — это уже было чересчур! Это уже было похуже мата! Оно меня сильно обожгло, это слово, но я был вынужден сдержаться. И вдруг подумал: а что, если они потешаются надо мной, вот, мол, дурак, выучил нашего человека ивриту!..

Между тем следователь не сходил с этих «голосов». Я настаивал на том, что только слушал, а Вайсфиш обстоятельно комментировал их. Следователь сатанел, и допрос кончался побоями. Мой переводчик сидел, закинув ногу на ногу, и равнодушно глядел на происходящее.

Ай-я-яй! Надо ж было такому случиться! Человек целых два года два раза в неделю аккуратно являлся ко мне в дом, и, оказывается, после каждого своего посещения передавал в органы очередное донесение. Вот она, разбухшая папка его доносов, на столе!.. Да, пожалуй, допрос с этим «другом» сделался для меня горше всех карцеров и побоев!..

В тот день, когда меня уже перед самым рассветом вернули в камеру, я долго обдумывал свое положение. Со времени своего ареста я успел перевидать сотни заключенных, многие из которых, не выдержав, согнулись под тяжелой рукой своих следователей. А их семьи, раздавленные и оплеванные, с застывшим в глазах страхом!.. А крики из карцера!.. И еще этот негодяй — вон он! — сидит себе рядом со следователем, как ни в чем не бывало, и спокойно курит!.. И ведь я сам вырастил им помощничка! Выходит, что он, «работая» теперь со мной, еще и упражняется в языке! Потому что там, на свободе, я занимался с ним два раза в неделю, теперь же я еженощно работаю на них, улучшая его язык!.. Ярость душила меня, и тогда я твердо решил отомстить этому слизняку.

Но как? Запустить в него стулом? Смешно и наивно… Оружие? Где ж его возьмешь? Каждая мелочь, все что режет и колет, было у меня отобрано, даже пуговицы, и те, были срезаны. Нет, так не годится! Нужно немного поостыть и взять себя в руки. Да и вообще надо быть с ними начеку, как бы чего не заподозрили!.. И я долго и мучительно пытался вспомнить, где же это я читал, что какая-то женщина ногтями вырвала глаз у своего обидчика! А, Гамсун! Ну, конечно, он! Нет, не годится этот пример из литературы!.. И вдруг мне в голову пришла простая мысль: а что, если мне удастся ударить его ногой в пах и сделать навсегда инвалидом!

Итак, у меня родилась идея, и отныне я начал жить ею. На дворе все еще стояли холода — Вайсфиш приходил в теплом пальто, и оно, это пальто, мешало мне. «А вот в мае… — мечтательно думал я, — когда он снимет это толстое пальто… Ну, а пока, брат, тренируй ногу!»

И я, с отвращением смотревший на тюремное пойло, отныне решил не брезговать, есть все подряд, набираться сил, укреплять мускулы. И повнимательнее присмотреться к переводчику, чтобы правильно рассчитать удар. Словом, перспектива покалечить его подняла мое настроение, смягчив отчаяние, в котором я пребывал… А пока что «контора» наша работала, следователь спрашивал, я отвечал на иврите, а Вайсфиш переводил.

Однажды следователь спросил меня:

— Почему ты не печатал свои рассказы здесь?

— В нашей стране иврит запрещен!

— Ты на вопрос отвечай!