Будущий прославленный Маршал Советского Союза Г.К. Жуков, бывший в то время унтер-офицером в запасном полку, дислоцировавшемся в Харьковской губернии, вспоминал, как происходила у них Февральская революция. По его рассказу выходит, что уже 27 февраля, когда еще был неясен исход восстания в самом Петрограде, в их полку уже устанавливались новые порядки. Данное свидетельство, конечно же, не заслуживает доверия в плане даты и некоторых эпизодов, но главное в нем вполне правдоподобно. Некие революционеры вышли к строю, зачитали приказ и предложили солдатам избрать комитет. Так происходило повсеместно в России в те дни. Верно то, что в подавляющем большинстве воинских частей новые порядки, отвергающие старую дисциплину, вводились приказом сверху. Но также верно и то, что масса рядовых оказалась в психологическом отношении вполне готова эти новые порядки встретить на «ура!».
Введение новых уставных порядков в вооруженных силах стало одним из главных полей, на которых развернулась политическая борьба двух лагерей первого этапа русской революции — либерального и «умеренно»-социалистического). Второму лагерю было важно утвердить свое влияние в солдатской и матросской среде, и сделать это он мог только уничтожением старой дисциплины и традиционной власти командиров. Необходимо было противопоставить последним массу рядовых, чтобы командиры охотнее приняли правительственных комиссаров, назначенных для политического контроля над армией и командным составом. Пока власть над воинскими частями находилась в руках «старорежимного» офицерства, «умеренные» социалисты оставались без таких важных инструментов политической борьбы, как армия и флот. Институт комиссаров Временного правительства вкупе с выборными армейскими и флотскими комитетами должен был предоставить вооруженные силы в распоряжение «революционной демократии». Таков был внутриполитический замысел, перед которым отступали на второй план все соображения об обороноспособности Отечества. И снова подчеркнем, что все это происходило еще до того, как на арену борьбы за власть смогли решительно выступить большевики.
Результатом успешной борьбы «революционной демократии» за влияние на армию стало издание «Декларации прав солдата», повсеместное введение (по образцу петроградского гарнизона) выборных армейских и флотских комитетов и учреждение института правительственных комиссаров в войсках. Неприятие этих новшеств военным и морским министром первого состава Временного правительства — А.И. Гучковым — стало одной из причин его отставки, последовавшей 2 мая 1917 г. Эсер А.Ф. Керенский, ставший во втором — «коалиционном» (см. ниже) — составе Временного правительства военным и морским министром, приказом от 9 мая ввел в действие упомянутую Декларацию. «Но содержание ее, — признается П.Н. Милюков, — было введено в жизнь еще ранее, фактически»{90}
.«Декларация прав солдата» провозглашала равенство всех военнослужащих армии и флота, независимо от звания, в гражданских и политических правах между собой и с остальными гражданами. Офицерам, солдатам и матросам разрешалось состоять в политических партиях и общественных организациях, вести пропаганду и агитацию. Декларация запрещала телесные и вообще вредные для здоровья и унизительные наказания, подчеркивала, что «взаимоотношения военнослужащих должны основываться при строгом соблюдении воинской дисциплины, на чувстве достоинства граждан свободной России, и на взаимном доверии, уважении и вежливости». В ней, кроме пункта, отменявшего обязательное отдание чести и вводившего «взаимное добровольное приветствие», трудно найти что-либо другое, серьезно разрушавшее дисциплину в войсках, если только не учитывать условий момента, в который Декларация появилась на свет.
Керенский учредил также посты правительственных комиссаров при каждой полевой армии, при каждом фронте, при штабе Ставки ВГК, а также на Балтийском и Черноморском военных флотах. Так в ходе войны начался либеральный эксперимент над российскими вооруженными силами.
Милюков впоследствии утверждал, что «первый месяц или полтора после революции армия оставалась здоровой»{91}
. Здесь очевидно желание приписать все разложение армии исключительно пропаганде большевиков и не признавать наличия стихийных солдатских настроений, а также бессилия буржуазного крыла Временного правительства перед своими ближайшими врагами-союзниками из лагеря «умеренных» социалистов. Многое говорит о том, что Милюков задним числом выдавал желаемое за действительное.Левый депутат 4-й Государственной Думы трудовик Н.О. Янушкевич, побывавший на фронте в первые недели революции, свидетельствовал на заседании Временного Комитета Думы 13 марта 1917 года: «Настроение не пессимистическое, дисциплина держится, но солдаты чего-то ждут». Это «что-то», по мнению депутата, заключалось лишь в желании новых порядков в армии.