Брестский мир. Ловушка Ленина для кайзеровской Германии

С этих позиций характер войны, начавшейся в 1914 г., как войны Отечественной, может вызвать (и вызывает у некоторых) глубокое сомнение. В 1917 г. в России развернулось мощное политическое движение, требовавшее любой ценою покончить с войной. Причем разворачивалось оно главным образом именно в среде рядовых солдат и матросов. Стремление к миру во что бы то ни стало явилось политическим мейнстримом 1917 г. в России. Оно формировало настроения десятков миллионов русских людей, подвигало их на активные политические действия, среди которых важное место занимали насильственные (чтобы добиться внешнего мира, приходилось воевать внутри страны!).

Как объяснить главный парадокс Февральской революции 1917 г.? Народное недовольство старой монархией было во многом возбуждено слухами о том, будто она готовит сепаратный мир с немцами. Однако уже в дни восстания в Петрограде кое-где начинают мелькать лозунги «Долой войну!» И хотя после свержения самодержавия официальным лозунгом власти становится «Война до победного конца!», в народе, а особенно в армии, все шире распространяется и в конце концов делается непреодолимым стремление положить конец войне. И уже неважно, что станет с Россией потом…

Что это? Свидетельство, как считали буржуазные патриоты, темноты и полуживотного эгоизма народных масс, не отдававших себе отчета в национальном характере войны, вообще не поднимавшихся до осознания национальных задач? Или же подтверждение тезиса Ленина и большевиков о прозрении народа, понявшего наконец «империалистический», «захватнический» характер данной войны? Как видится это сейчас, ни то и ни другое.

Чтобы лучше понять ту чисто внешнюю метаморфозу, которая произошла с русским народом всего за несколько месяцев 1917 г., давайте попробуем ее представить на более близкой к нам по времени аналогии. Предположим, что в критический период Великой Отечественной войны, в 1941—1942 гг., в результате верхушечного переворота был бы свергнут Сталин.

В данном случае неважно, кто именно составил бы заговор. Допустим, что военная верхушка РККА во главе с Тухачевским сумела пережить 1937—1938 гг. Усыпила ли она бдительность Сталина своей мнимой лояльностью или как-то иначе — для результата нашего моделирования несущественно.

Нетрудно представить себе дальнейшее. Людям, свергнувшим вождя, надо как-то оправдать происшедший переворот и легитимировать свою власть. Как? Самое логичное средство — полностью дискредитировать предшествовавший режим. Сталин и его подручные обвиняются в неподготовленности армии к войне, в ошибочности внешней политики и в преступлениях перед собственным народом. Изо дня в день по радио и в официальной печати идет длинный перечень преступных деяний свергнутого режима Сталина. Все это — во время и без того тяжело протекающей войны.

При всем этом новые правители не отказываются от ее продолжения. Более того, они подчеркивают ее патриотический характер, по-прежнему призывают к Отечественной войне, но уже не «за Родину, за Сталина!», а, допустим, «за Родину и свободу!». Какой в этом случае могла быть развязка?

Достаточно простого здравого смысла, чтобы увидеть: все это могло обернуться только катастрофическим падением боеспособности армии. Вместо того, чтобы откликнуться на призыв продолжать Отечественную войну, армия вышла бы из повиновения узурпаторам. И если бы не повернула свои штыки против них, то как минимум стала бы оказывать на них давление с требованием заключить мир. А то и просто стала бы расходиться но домам. Последствия зависели бы уже только от оперативной обстановки, предшествовавшей перевороту…

А как иначе? И в том, и в другом случае рухнула власть, верность которой привычно воодушевляла народ на борьбу. Как бы в народе ни ругали представителей этой власти, ее верховное лицо всегда обладало ореолом священности и неприкосновенности. На него могли сетовать, выражать недовольство им (плохие министры окружили нашего вождя/царя, плохие советы ему дают и т.д.) или же рассказывать о нем анекдоты.

Но от этого до намерения его свергнуть — всегда дистанция огромного размера.

Мы наметили возможные последствия, если бы в ходе Великой Отечественной войны свергли Сталина. Но ведь власти большевиков было меньше четверти века… А царской власти — многие столетия! Такой катаклизм, как падение монархии, просто не мог не перевернуть все в сознании народа, в сознании миллионов рядовых русских солдат!

В Февральскую революцию восстал только Петроград. Остальная страна была поставлена перед переворотом как перед свершившимся фактом. Ей оставалось подавить или принять его. Но политическая активность народа за абсолютную монархию — вещь абсурдная. И не из-за несочувствия ей. А лишь потому, что этот тип власти держится на патриархальной опеке над народом. Следовательно, самостоятельную политическую активность народа он исключает. Для защиты царя есть полиция, жандармы, армия наконец. Выступать вперед них, хотя бы и с верноподданическими целями — в глазах монархиста признак нелояльности.