Читаем Бретёр полностью

Что касается Удальцова, то он был мастером плагиата. Сперва он содрал под копирку с НБП свой АКМ, позже эволюционировавший в «Левый фронт». Потом он слизал со Стратегии-31 свои «Дни гнева» (проводились по каждым двенадцатым числам месяца). Слизал подчистую, даже заявителем по аналогии с правозащитницей Алексеевой оказался правозащитник Лев Пономарев, тот еще пронырливый, скользкий тип.

Народу было вдвое меньше, зато финансирование, по слухам, было гигантским – помогала оппозиционная Лужкову окололиберальная олигархия. «Дни гнева» на самом деле были направлены лично против Лужкова, муссировались в первую очередь социальные проблемы, повышение оплаты ЖКХ, льготы. Выдвигалось требование расследовать деятельность всего московского правительства.

Удальцов имел смелый, пробивной характер, но был глупой, неотесанной деревенщиной. Он в совершенстве овладел двумя блистательными методами политической борьбы. Он все время куда-то прорывался и объявлял сухие голодовки. Прорывы и голодовки. Он голодал каждый свой административный арест. Бедняга ни в малейшей степени не щадил свой желудочно-кишечный тракт. Это профанировало саму идею голодовки.

Ну а что националисты? Они пока только отправлялись в политическое плавание и были полководцами без полков.

9

Моргана сидела во всем обтянутом и красном, сверкая глазами сексуально-агрессивной Малифесенты. Он сел напротив, упакованный в черный свитер и черный кожаный пиджак. Они присмотрелись друг к другу и поняли, что из них может выйти отличная powerful couple героев какой-нибудь трагической гангстерской саги.

– Привет! Как ты меня нашла?

– На билете стояло твое имя и фамилия. Мне стало любопытно, я всех знаю, а тут вдруг ты нарисовался. – Моргана рассматривала его.

На мгновение Бретёр почувствовал себя мальчиком по вызову, которого заказали и готовились купить. Это было странным, новым ощущением, которое чуточку щекотало нервы.

– А ты почему не участвовала в конкурсе?

– Потому что я организатор.

– Я думал, что этот, который с важным видом с косой ходил. Хвост…

– Хвост у меня в подчинении.

Блин, она была настоящей начальницей! Только теперь он разглядел это в ее манерах, одежде и каблуках.

– Ты всегда первая знакомишься с мужчинами? – Бретёр решил ее немного попровоцировать.

– Это ты ко мне первый подошел. Хотя если я не хочу, то ко мне вообще не подойти. Сейчас, извини…

Она произвела разговор по телефону, и все встало на свое место. Было видно, что да, начальница.

– А чем ты занимаешься?

– Политикой.

– Ну… – Она присмотрелась. – На единоросса ты не похож. На коммуниста тоже. ЛДПР?

– Нет.

– А что тогда? Я теряюсь в догадках.

– Я нацбол.

10

Бретёр жил сразу во многих измерениях. В одном была революция и политическая борьба. В другом – вечеринки, женщины и связанные с ними авантюры. Было еще мистическое измерение, где творилось черт знает что. Равновесие миров было столь хрупким, что могло нарушиться в любой момент.

Он потянулся за телефоном, чтобы прочесть эсэмэску. «Сегодня премия журнала «Гламур». Ты приглашен?» А он, собственно, уже сидел на ней. Никто, конечно, его не приглашал, потому что на кой бес он там нужен. Они с Саней проникли туда очередным обманом.

Саня уже навострился зарабатывать нехилое количество лаве, он планировал обогатиться за счет предстоящих выборов: он работал с политтехнологами «Единой России». В его лексиконе вообще не было слова «зарабатывать», он говорил «с…дить». «Там-то я с…у столько-то», – оповещал этот маленький циничный негодяй о своих планах. Хотя он был вовсе и не маленький, высокий и пополневший – результат сочетания вин с гастрономическими блюдами. В приход к власти «Другой России», партии Бретёра, он пока что не верил.

У Сани в жизни было всего три принципа. Не изменять жене. Не есть лук и чеснок. И никогда не платить за себя. В остальном он руководствовался текущей ситуацией. Еще он начал носить шляпу пятидесятых годов, Бретёр называл его Безумным шляпником.

Среди читателей журнала «Гламур», или как он там назывался, оказалось достаточное количество голубых и даже травести – весь этот серпентарий никак бы не одобрил Леонид Ильич. Он был геем сам, потому терпеть не мог других геев. «Зачем мне эти пидовки?! Я хочу дикую собаку динго!» Он предпочитал атлетичных курсантов. Бретёр предложил ему присоединиться к их компании, но тот «работал с фруктами» в подпольном казино. Не следует забывать, что Ильич находился на круглосуточной службе у Люцифера.

– Вон она пошла, смотри! – Бретёр с гордостью улыбнулся.

Королева вампиров вторглась в центр зала, рассекая пространство крепкими, могучими сиськами, они еще больше увеличились в размерах. Это был настоящий стояк грудей. Саня был просто ошеломлен.

Бретёр отправился в центр зала к героине своего будущего фильма, чтобы заявить свои права на нее и увести в укромное место с тенями и приглушенным светом. Сделать это было из рук вон нелегко.

– Как ты тут оказался?

– Это мой настольный журнал. Я его читаю вместе с биографией Гитлера.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза