Бригантина, 69–70

С обратной стороны креста, как раз напротив окна-щели, так что ее можно хорошо рассмотреть, живописная икона Ламарии. Она завешена. Икона поздняя. Самая интересная, по описаниям, икона церкви — Квирик с Юлитой в виде маленьких запеленатых фигурок. Та самая, которую получил в награду за свою работу косец Шалиани. Я ее не нашел. Возможно, ее уже и нет. Икона тысячелетняя и местная. Приходилось видеть ее фотографию. Расспрашивать нашего провожатого в тот момент было неловко. Да и вряд ли он сказал бы о ней что-нибудь. Об этой иконе ничего не понявшая графиня Уварова писала: «в высшей степени грубого дела и неумелой формовки». Немало загадок для искусствоведов хранила церковь. Была икона (тоже не видел), по стилю относящаяся к X–XI векам, на которой был изображен, судя по платью, европейский студент XIV–XV столетий. В камзоле, плащике и в шапочке, какие носили в ту эпоху.

Сознаюсь, мне не под силу было разобраться в возникшем предо мною разнообразии и богатстве древнейшего искусства, и так пришлось взять на себя смелость довольно много рассуждать здесь о том, чего по-настоящему не знаешь. Сванские рукописи, иконы, фрески, миниатюры и другие памятники истории, культуры и искусства много раз изучались, о них написаны тома. Академик Марр считает крупнейшим специалистом в этом деле Е. С. Такайшвили. Я воспринимал виденное лишь как гость Сванетии, человек любящий и старающийся понять загадочную страну.

В виде особого доверия нам открыли сундук, стоящий слева в алтаре, и извлекли из него несколько особо ценных реликвий. Запомнилась размером с ладонь золотая пластина с миниатюрами, выполненными эмалью. На ней было изображено распятие с четырьмя фигурами по краям. Хранилась она завернутой в вату и несколько мягких оберток. Рукописных книг я не видел. Только печатные.

Сундук этот был знаком мне по Бартоломею. Полковник разочаровался, попав в 1853 году к святому Квирику. Ну как же! Вместо 166 икон в окладах и, главное, с надписями он нашел здесь всего 20 икон, большею частью без риз и надписей. Утешился он надписью, найденной на стенде церкви, и вот этим самым сундуком. Надпись, сделанную церковными древнегрузинскими письменами, он перевел так: «Когда землетрясение разрушило церковь сию, Святого Квирика, то я, Георгий, сын (или помощник) Антония, украсил ее вновь. Поминайте и нас, и Бог вас помилует».

Провожатые Бартоломея так долго препирались о том, кто более достоин прикоснуться к сундуку, что он потерял всякое терпение и накричал на них. «Тут лежали какие-то две вазы, похожие на японские, — пишет полковник Бартоломей, — множество стеклянной и фаянсовой посуды разных форм и веков, также медные блюдечки, разные кусочки цветного битого стекла, бусы, четки, горшочки, чашки, лоскутки шелковых и парчовых тканей. Сванеты смотрят на этот хлам как на сокровища неоцененные, и я не стал их разуверять. Я списал только греческие надписи с одного образа, хранящегося под шелковым чехлом с серебряными гремушками в том же сундуке. Образ этот действительно замечателен по древности, красоте византийской работы и богатству. Он весь в ризе из чистого золота, на нем изображено разноцветной финифтью распятие, сверху парят два ангела, и по сторонам стоят богоматерь и святой Иоанн. Над ними, тоже финифтью или чернью по золоту, надпись в одну строку; внизу же в три строки надпись.

Смысл этой искаженной надписи не может быть в точности определен.

Кругом, по золотому окладу, вставлены драгоценные камни и крупный жемчуг, также и антики, из коих самый значительный красный камень, кажется сердолик, с превосходным грудным изображением Христа. Обратная сторона иконы серебряная и представляет рельефом воскресение Христа, держащего в руке крест с надписью в одну строку. Величина образа семь вершков вышины и пять вершков ширины.»

Когда нам с Мишей открыли сундук и я увидел золотую икону, то подумал было, что это та самая. Но, вернувшись домой и перечитав это описание, понял — иконы мы с полковником видели разные. Интересно, где же теперь та золотая икона, что лежала в сундуке сто пятнадцать лет назад?

Наряду со старинными чеканными иконами тысячелетней давности мы увидели, как обычно, и неумело намалеванные иконы, литографии в безвкусных киотах и с бумажными цветами. Проход в церковь выглядел, как кладовая, чулан, где скопились ненужные хозяевам вещи. Тут десятками висели на цепочках грузинские ширпотребовские рога. Пришлось поставить шкаф, чтоб сложить туда часть даров. Среди них красовались те же подстаканники, портсигары, статуэтки, посуда… Все новенькое, блестящее и ничего не стоящее. Григо Хардзиани жаловался, что эти дары переполнили помещение, мешают проходить (я тоже задел за рога, и они посыпались, как горох, на пол), но ничего с ними сделать нельзя. Хорошо бы, говорит, продать эти вещи и пустить деньги на реставрацию, но по вековой традиции выносить отсюда ничего нельзя.