Бриллиантовый крест медвежатника

— Позвольте представиться, помощник начальника тюрьмы Агафонов. Мне поручено провести вас в крепость.

Они прошли тем же путем, которым более полугода назад привели в Шлиссельбургский централ Варфоломея Стояна.

Начальник тюрьмы Зимберг принял статского советника Постнова весьма сухо.

— Извините, господин Постнов, — сказал он, — заведение у нас весьма конкретное, посему будьте так добры показать ваши бумаги.

— Извольте, — ответил Савелий и протянул начальнику тюрьмы свое удостоверение и «предписание», подписанное Председателем Совета Человеколюбивого общества с пометкой не чинить предъявителю сего никаких препятствий и оказывать повсеместное содействие.

— Благодарю вас, — сдержанно сказал Зимберг, возвращая документы Савелию. — Что бы вы желали осмотреть?

— Знаете, еще основатель нашего общества, незабвенный наш государь император Александр Павлович Благословенный так сформулировал его предназначение: «Надлежит искать несчастных в самом жилище их». Сия ваша обитель плача и страдания — жилище людей, преступивших государственные законы. Они преступники, но они все же человеки. И наше Человеколюбивое общество, — Савелий закатил глаза и сложил руки на груди, — ласковым обращением и спасительными советами в моем лице постарается облегчить судьбу их и, возможно, наставить на путь праведный.

— Ну, человеков-то в моей тюрьме, пожалуй, вам трудненько будет найти, — желчно заметил Зимберг. — Здесь по большей части сидят самые отпетые грешники. Не человеки — звери.

— Деятельность нашего общества сугубо благотворительная. Потому она богоугодна. А для Господа нашего Бога раскаявшийся грешник, пусть даже, как вы говорите, и самый отпетый, во сто крат дороже, чем человек, ни единожды не сотворивший греха, — наставительно произнес Савелий.

— Хорошо, хорошо. И все же что бы вы желали осмотреть? — поинтересовался Зимберг без особой охоты.

— Все, — просто ответил Савелий. — Общие и одиночные камеры, карцеры и, конечно, тюремную больницу. Ведь я, как вы уже знаете, товарищ председателя Медико-филантропического комитета общества. Я намерен задавать заключенным вопросы, беседовать с ними, с кем сочту нужным, и в этом прошу вас мне не препятствовать и не мешать. Ведь в каждом человеке, даже преступнике, есть искра Божия, — менторским тоном закончил он.

— Я вас понял, — посмотрел на своего помощника Зимберг. — Вас будет сопровождать господин Агафонов и один из наших надзирателей. Поверьте, исключительно в целях вашей безопасности, — добавил он, заметив, что инспектирующий статский советник собирается что-то возразить.

Бегло осмотрев мастерские, Савелий попросил, чтобы его провели в подвал корпуса, где находились карцеры. Три темных карцера были пусты, а из остальных семи занят был только один. Савелий попросил открыть его, что надзиратель с помощником исполнили с подозрительной готовностью.

— Ну, каково, братец, тут тебе? — задушевным голосом спросил Савелий арестанта.

— Сгодится, — с ухмылкой ответил зэк.

— А за что тебя сюда? — ласково посмотрел на него Родионов.

— Отказался встать на утреннюю молитву.

— Ты не веруешь в Бога? — с испугом спросил Савелий.

— По крайней мере, здесь, в этой тюрьме, Богу делать нечего, — искоса поглядывая на мордатого надзирателя, ответил арестант.

— Так не можно, братец, — назидательно сказал Савелий. — В Бога надо веровать, приносить ему молитвы, и тогда он не оставит тебя в своих помыслах.

— Ага, — буркнул арестант и снова посмотрел на надзирателя. Очевидно, в его глазах он увидел нечто такое, что тут же торопливо добавил: — Благодарствуйте, господин хороший, за добрый совет. Отныне кажинный день буду пребывать в молитвах.

Затем член Совета Человеколюбивого общества изволил заглянуть в общие и одиночные камеры на втором и третьем этажах и имел короткую беседу с политическими, подарив им Евангелие и добрый совет никогда больше не бунтовать против царя, потому как он есть не кто иной, как помазанник Божий. Политические кивали кудлатыми головами, улыбались и решительно обещали больше никогда не обижать государя императора, делая при этом круглые глаза.

В первом карантинном корпусе находился «зверинец» и тюремная больница. Ловко обойдя путаными коридорами камеры-клетки, Агафонов провел «статского советника» сразу в больницу.

Ее палаты понравились «господину статскому советнику Постнову». И немудрено: за сутки, последовавшие после звонка Савелия начальнику централа Зимбергу, больничка была выбелена и вычищена, сгнившая солома в подушках и матрацах заменена новой, окна начисто вымыты, около каждой кровати поставили тумбочки и плевательницы. Больные имели довольный вид, а из кухни явственно доносился запах крепких мясных щей.

— Прекрасно, — широко заулыбался «статский советник», пожимая руку тюремному доктору Густаву Иоганну Эйхгольцу и одобрительно поглядывая на мордатого фельдшера. — У вас просто образцовая клиническая больница, коей могут позавидовать даже многие и гражданские учреждения. По возвращении в Петербург я непременно доложу об этом Совету общества и нашему председателю Медико-филантропического комитета.