Бриллиантовый крест медвежатника

Стоян осторожно раздвинул оконную занавесь и тут же задернул.

— Твою мать, — выругался он, — обложили, гады. Где крест? — быстро спросил он.

— Откройте немедленно! — уже настойчивей и громче повторился стук. — Полиция!

Прасковья нашарила в вещах бриллиантовый крест от короны, протянула Варфоломею.

— Держи!

Стоян судорожно оглядел каюту.

— Дайте одеться-то! — крикнул он в дверь на очередной стук нижегородских полицейских. Затем шмыгнул в ванную комнату, вынул вентиляционную заглушку и, обернув носовым платком, сунул крест как можно дальше в жестяной вентиляционный короб. Затем быстро оделся и открыл дверь.

— Вы арестованы, — сказал ему высокий худой человек в пенсне. Это был нижегородский полицмейстер барон Траубе…

Стоян поднял глаза на Родионова и обомлел. Савелий сидел, не двигаясь, даже не дыша, и только часто моргающие глаза давали понять, что он еще жив.

— Что с тобой? — вырвалось у Стояна.

— Значит, — после паузы прошептал Родионов, медленно приходя в себя, — ты спрятал крест на «Ни-а-га-ре»?

— Ну да. О чем же я тебе столько времени толкую, — удивился непонятливости гостя Варфоломей.

— Пароходного общества «Надежда»?

— Его самого, — подтвердил Стоян.

— Ну, дела-а, — изумленно протянул Савелий. — А в какой каюте ты плыл? Случаем, не в седьмой?

— Нет, в каюте нумер четырнадцать. А почему ты спросил про седьмую каюту? — в свою очередь, поинтересовался кощун.

— Потому что в каюте нумер семь на пароходе «Ниагара» пароходного общества «Надежда» не далее как два месяца назад плыл в губернский город Казань за короной императрицы Екатерины и я с женой. А каюту нумер четырнадцать, — Савелий иронически покачал головой, — занимал бывший депутат Государственной думы приват-доцент Афинодор Далматович Дорофеев, кстати, очень бодрый и энергический человек. Дела-а, — снова протянул Родионов. — Воистину, неисповедимы пути Господни.

— Значит, тебе легче будет его отыскать, коли ты плыл на той же посудине, что и я, — усмехнулся Стоян.

— Ты прав, — серьезно заметил Савелий. — Ежели, конечно, крест уже не отыскал кто-то другой. Ведь сколь времени прошло.

— Я тебе сказал правду, — прямо посмотрел в глаза Савелию церковный вор. — А на месте крест или его там уже нет — не моя забота. Ты ведь заплатил за сведения о кресте, а не за сам крест. Он, надо полагать, стоит раза в три дороже.

— Да верно все, верно. Если не найду крест, денег назад просить не стану, уговор дороже филок…

Дверь камеры распахнулась, и в проеме показалась елейная рожица Агафонова.

— Конечно, прошу прощения, ваше высокородие, но…

— Не стоит извиняться, господин помощник начальник тюрьмы, — перебил его Савелий. — Мы с господином Стояном уже закончили. И мне кажется, он еще не совсем потерян для общества.

— Вы думаете? — с сомнением спросил Агафонов.

— Уверен, — энергично ответил Савелий.

Когда они шли обратно, «статский советник» уже не старался ступать мягче по железному настилу коридоров и не говорил приглушенно, сообразуясь с могильной тишиной корпуса, несмотря на укоризненные взгляды своих провожатых.

Глава 30 ВЫ ДО НАС?

После визита к купеческой вдове Агриппине Хрисанфовне Шамовой, не принесшего ничего утешительного, кроме того, что еще один устойчивый слух о местонахождении украденной иконы был развенчан, Прогнаевский написал рапорт, в коем, сообщая об очередной неудаче в его поисках, присовокуплял свои пожелания допросить об иконе и бриллиантовом кресте с короны императрицы самого похитителя Варфоломея Стояна или, на худой конец, его сожительницу Кучерову. Последнее было ему разрешено, и он отправился в Харьков, где на улице Поперечно-Мещанской проживала и не вдова, и не мужняя жена Прасковья Кучерова.

Ему открыла женщина годов под тридцать, с нагловатым взором, ленивой улыбкой и тяжелым узлом вьющихся черных волос на затылке.

— Вы до нас? — стрельнула она глазами в Прогнаевского, сразу учуяв в нем служителя закона.

— Точно так, — слегка улыбнулся Михаил Васильевич.

— Ну что ж, проходьте, — нехотя посторонилась Кучерова, пропуская Прогнаевского в прихожую.

— Я, собственно, вот по какому делу… — начал было Михаил Васильевич.

— Да уж известно по какому, — перебила его Кучерова. — Про икону будете расспрашивать да про бриллиантовый крест. Так я, — она нервно вытерла руки о передник, — про это ничего не знаю. Варфоломей меня в свои дела не посвящал.

— Но ведь вы знали, что он был церковный вор? — спросил Прогнаевский, уже понимая, что никакого доверительного разговора с сей дамочкой у него не получится.

— Ну а я-то тут при чем? — огрызнулась Прасковья. — Семью он обеспечивал, и ладно. А как да что, я не вникала.

— Ваша дочь на суде показывала, что Варфоломей Стоян сжег икону в железной печке, — продолжал все же допытываться Михаил Васильевич. — Это правда? Отвечайте, иначе у вас могут быть неприятности.

— А вы не пужайте, — огрызнулась на незваного гостя Прасковья. — Пуганые уже. Я за это дело свое отсидела, а с одного волка две шкуры не дерут. Или уже дерут? — она зло уставилась на Прогнаевского. — А что, с вас, таких, станется.