Бриллиантовый крест медвежатника

— Опять пыро тибя, хузяин, дапытывался. Нервыничал шибка. Я ему высе рассыказал, как и рассыказывал. Сылово вы сылово. Он сыказал: «Тьфу ты, щерт тэбя подери». И ушел. И больше нэ пыриходил.

— Не приходил, значит, — засмеялся Савелий, представив картину этого разговора. Херувимов кипятится, то ластится, то пугает, а Мамай говорит ему вовсе не то, что пристав хочет слышать. И глаза у Мамая честные-пречестные.

— Нэ, нэ пыриходил.

— Ну, я думаю, больше и не придет. Все, Мамай, забудь про него.

— А мы тебе витаминов принесли, — сказала Лизавета, указав на большую сумку в руках Савелия.

— Каво? — не понял Мамай.

— Витаминов. Ну, фрукты разные, — поправилась Лизавета. — Чтобы ты скорее поправлялся.

— Фырукты нам дают, — опять заулыбался Мамай. — Яблоки, апелсинэ. Кампут дают.

— Это хорошо. Но все равно возьми.

— Рахмэт, хузяйка. Сыпасибэ.

Он полез в карман пижамы и достал оттуда какую-то деревянную фигурку.

— Вот, — протянул он Лизавете фигурку. — Итэ Шурале.

— Что?

— Шурале, татарский лесной божок. Что-то вроде лешего, — пояснил Савелий, рассматривая вместе с ней вырезанное Мамаем мифологическое существо с крохотной головой, большими, до пояса, женскими грудями и руками едва не до колен. — Он мне чем-то Занозу нашего напоминает.

— Спасибо, — благодарно посмотрела на Мамая Лиза.

— Пажалустэ, — ответил с мягким поклоном Мамай. — Сы днем ангела.

— Что?! — воскликнула Лизавета. — А ведь верно! Сегодня же пятое сентября, день святой праведницы Елисаветы… Мой день ангела.

Она подскочила к Мамаю и чмокнула его в щеку. А на Савелия посмотрела сердито.

— Изверг! Что же ты мне не напомнил, что у меня сегодня праздник?

— Я пытался, — заявил Савелий. — Но поскольку с памятью у тебя нелады…

— Да, да, это я помню. Старая брынза.

— Кыто старая бырынза? — не понял Мамай.

— Кто, кто… Я! — ткнула себя в грудь Лизавета.

— Итэ непыравда, — твердо заявил Мамай.

— Конечно, неправда, — поддакнул Савелий.

— Это несусветная неправда, — поставила в этом вопросе точку Лизавета.

Когда, попрощавшись с Мамаем, они медленно шли к бирже извозчиков, она спросила, лукаво глянув на Савелия:

— Один подарок у меня уже есть. Но когда же я получу подарок от любимого мужа? И получу ли вообще?

— Получишь, — заверил ее Савелий. — Ох получишь…

* * *

Обедали они в банкетном зале «Эрмитажа» вдвоем. Савелий загодя снял его целиком, со всеми официантами, музыкантами, концертным роялем и стареньким оркестрионом, скромно стоящим в уголке и предназначенным для банкетов уездных учителей, ежегодно отмечающих в «Эрмитаже» юбилеи деятельности на педагогической ниве кого-либо из своих рядов и не желающих, а по большей части и не могущих тратиться на живой оркестр.

Поскольку ни Родионов, ни Лизавета никакого касательства к педагогической ниве не имели, то им играли настоящие музыканты на настоящих инструментах. Музыку, конечно, заказывала Лизавета. Впрочем, как и все остальное в этот день. Она захотела цыган? Через минуту они были к ее услугам. Она пожелала танцевать — оркестр дважды исполнил ее любимый вальс «Сказки Венского леса» Штрауса-сына.

Возвращаясь домой, она напевала мелодию своего любимого вальса и благодарно посматривала на Савелия. А когда они приехали, Лиза забралась с ногами на диван в гостиной и принялась ждать подарка.

То, что произошло позже, она не могла даже предположить. Савелий сходил в свой кабинет и вернулся со шкатулкой весьма старинной работы.

«Я буду хранить в ней свои драгоценности», — подумала было Лиза, но тут же запуталась в мыслях, так как Савелий открыл шкатулку и достал… корону. Крупные алмазы тотчас ожили и заискрились, а крест на маковке короны, казалось, засветился изнутри чистым голубоватым светом.

— Ваше Императорское Величество государыня императрица Елизавета Петровна, — опустился Савелий перед ней на колено, — позвольте вручить вам в день вашего тезоименитства подарок, единственно приличествующий вашей августейшей особе, и пожелать вам, милостивая государыня, множества дней благоденствия, радости и счастия. И да продлит Вседержитель дни ваши до количества нескончаемого, и да сбудутся все ваши мечты и чаяния, яко… во имя… Уф, устал, — поднялся с колена Савелий. — Сколько учил эту речь, а все равно конец забыл. Прости, моя императрица, холопа своего, засранца Савелия Николаева, за всякие тревоги и неустройства, им причиненные. И прими этот, то есть сей подарок с прощением мя, раба твоего, во веки веков. Аминь.

Лизавета, уже пришедшая в себя, благосклонно повела бровью, встала и приняла из рук «раба и холопа» корону. Затем прошла к большому зеркалу, надела корону и посмотрела на свое отражение.

— И впрямь императрица, — подошел к ней Савелий.

— Ну, императрица так императрица, — обернулась она к нему с легкой улыбкой. — Кто же спорит?

ЭПИЛОГ

Время только для молодых течет медленно. И чем становишься старше, тем быстрее оно набирает скорость.