Бриллиантовый крест медвежатника

Савелий проснулся от непонятного грохота в «девичьей» комнате. Вернее, не проснулся, а перешел в промежуточное состояние между сном и явью. А потом какая-то неведомая сила сдавила ему грудь, и стало трудно дышать. И он проснулся окончательно.

— Тихо, не рыпайся, — услышал он возле самого уха и увидел в свете наступающего утра направленный на него ствол револьвера. Рывком повернув голову в сторону Лизаветы, он столкнулся с ее наполненным ужасом взглядом. Рот ее закрывала ладонь налетчика в маске, что навалился всем телом на Савелия и держал перед его лицом револьвер со взведенным курком.

— Спокойно, — прошептал ей Савелий и прикрыл на мгновение глаза. — Все будет хорошо.

— Действительно, все может быть хорошо, — раздался из глубины спальни знакомый Савелию голос, и к кровати, двигая перед собой кресло, подошел Берк Гендлер. — Конечно, ежели мы, так сказать, с вами поладим.

Он остановился, обошел кресло и сел, перекинув ногу за ногу. Взгляд Гендлера был невозмутим и холоден, как зрачок револьверного ствола.

— Скажите своей супруге, чтобы вела себя спокойно, — негромко сказал он. — Иначе нам придется ее успокоить.

Савелий снова посмотрел на Лизавету и кивнул.

— Руку уберите, — глухо сказала она.

Человек в маске обернулся к Гендлеру, как бы спрашивая разрешения, и тот согласно кивнул:

— Убери. Она не будет кричать. Тем более что уже некому.

— Что вы сделали с Мамаем? — холодея от страшной догадки, спросил Савелий.

— С Мамаем? — слегка поднял брови Гендлер. — Его убили. В Крыму, в одна тысяча триста восьмидесятом году. Разумеется, не мы. А что касается вашего слуги, то мы поступили с ним, как поступают дорожащие своей жизнью люди, когда на них бросаются с дикой рожей и финским ножом. Если же вы требуете уточнений, — американец с недоброй насмешкой посмотрел в глаза Савелию, — а я вижу, что вы их требуете, то извольте: его зарезали. Мы. Его же ножом. Мы удовлетворили ваше любопытство?

Савелий зарычал и попробовал подняться, но тут же ствол револьвера уперся ему в лоб.

— Еще одна подобная выходка, и мой помощник получит команду стрелять. Впрочем, он может выстрелить и без команды, если почувствует угрозу. Верно, Митрофан?

— Черт вас побери, хозяин, но я же просил не называть меня по имени перед ним! — воскликнул человек в маске и рывком сорвал ее с себя. — Это для меня может плохо кончиться.

— Ты зря беспокоишься, Митрофан. Сегодня вечером мы уже будем далеко. В кармане тебя будут согревать двести пятьдесят тысяч, любезно возвращенные господином Родионовым, а в моем багаже — лежать корона императрицы Екатерины Великой, так же любезно отданная мне Савелием Николаевичем. Ведь так, господин похититель исторических раритетов?

Савелий бросил на Гендлера полный ненависти взгляд и перевел его на Митрофана.

— Что, хозяином уже его величаешь, тварь ты продажная? Вилы тебе, бычара валетовая. И мазы у тебя отвертеться от них никакой не будет.

— Это мы еще поглядим-посмотрим. С моими филками я себе схрон найду, — огрызнулся Митрофан. — А покуда это у тебя мазы никакой нетути.

— Браво, — вяло похлопал в ладоши Гендлер. — Будем считать, что прелюдия окончена. Пора приступать к основному действию. Итак, — подался вперед всем корпусом Берк, — где корона?

— Я уже говорил, скинул в окно поезда, — ответил Савелий, стараясь казаться спокойным.

— Фуфло гонит, — буркнул в сторону Гендлера Митрофан.

— А брильянтовый крест вы тоже в окно поезда скинули? — ухмыльнулся Гендлер.

— Какой брильянтовый крест? — попытался напустить на себя удивленный вид Савелий, что, впрочем, у него не очень получилось.

— От короны, — изобразил на лице улыбку американец. — И не надо так неумело выказывать ваше якобы удивление, господин великий медвежатник. Мы все знаем, мы следили за вами. И к тому же этот Арнольд-часовщик нам все рассказал. Даже пароль от своего сейфа сообщил. Сказать вам? Впрочем, вы его, вероятно, знаете. Старик поначалу запирался: ничего, дескать, не знаю, никакой короны не видел, кто таков Савелий Николаевич Родионов, не ведаю. Пришлось его сильно попросить . Этим как раз занялся our mutual friend, простите, наш общий друг Митрофан. И часовщик в итоге все нам выложил. Правда, не сразу. Он молчал даже тогда, когда Митрофан отрезал ему ухо, переломав перед этим несколько его пальцев. Но когда Митрофан пообещал старику, что выколет ему шнифты, как он выразился, часовщик сделался много сговорчивей. «Все браки заключаются на небесах». Помните эту сентенцию?

— Он жив? — хрипло спросил Савелий.