Бринс Арнат. Он прибыл ужаснуть весь Восток и прославиться на весь Запад

– Корабли италийские, а с тех пор как эти торгаши разжились удобными гаванями по всему Леванту, на итальяшек нельзя полагаться! За сходную плату они первыми примутся снабжать аскалонцев! Все европейские суда должны быть отданы под мое начальство! – адмирал Жерар Сидонский расставил ноги и подбоченился, показывая, что в вопросах чести самая юркая галера не оплывет его ни справа, ни слева.

Д«Ибелин, разумеется, знал, что не может заслуживать одобрения план, усиливающий Жерара, и уже собирался привести в пользу этого мнения неотразимые доводы, как снаружи послышались крики. От аскалонских ворот к лагерю латинян галопом неслись двое всадников в чалмах и кафтанах, оба махали руками и пронзительно вопили. Наперерез им помчались стражники, и скоро к королевскому шатру подвели спешившихся магометан, один из которых радостно улыбался и приветливо взывал, мешая арабский и французский:

– Аль-Малик Бодуэн! Ас-саляму алейкум! Помните ли вы меня? Это я, ваш сахбак, ваш друг – Усама ибн Мункыз! Как же вы возмужали, Бодуэн ибн Фулк!

– Эмир? – король не верил своим глазам. – Что вы здесь делаете?

Действительно, сопровождаемый стражниками, в палатку с поклонами впорхнул бывший шейзарский эмир, участник мирных переговоров в Сен-Жан д’Акре, поверенный и приближенный покойного Мехенеддина: постаревший, но по-прежнему величественный и учтивый эмир Усама ибн Мункыз. Уголь бородки эмира алхимик-время превратило в благородное серебро, сам араб слегка усох, но не потерял ни прыткости тела, ни живости ума, ни изящества манер.

Навстречу ибн Мункызу бросился виконт Акры – Жерар де Баланс, вслед за ним гостя стиснул в объятиях галилеянин Уильям Фалконберг и его руки горячо пожал Филипп де Милли, сеньор Наблуса. Старые знакомцы были растроганы, убедившись, что все они еще живы и рты по-прежнему полны зубов. Война войной, осада осадою, а славный Усамка, умевший каждому дать почувствовать, что он его лучший друг, приятно напомнил о юности, о проказах в Акре, о добрых старых временах. Бароны также учтиво приветствовали не говорящего по-французски спутника Усамы.

– Какими судьбами вы в Аскалоне, любезный эмир?

– Ээээ… – Усама смешался, но тут же вновь обрел свое красноречие, сопровождая каждое слово плавными взмахами рук: – Два года тому назад главный визирь халифа Мисра, ибн Саллар, по праву именуемый Первым среди Справедливых и Мечом Ислама, послал меня и своего пасынка, – ибн Мункыз представил своего спутника, – моего почтенного друга эмира Насера ад-Дина Аббаса, укреплять Аскалон.

– Вы неплохо справились с поручением визиря, – мрачно кивнул на гигантские фортификации Арнульф, сеньор близлежащей крепости Бланшгард.

– О, ас-сайяди Арнульф, я бессилен выразить удовольствие, доставленное мне вашим признанием, – польщенный эмир прижал ладони к груди и поклонился, – ведь два года назад тут были одни руины! Только подобные вам знатоки могут оценить достигнутое мной! Теперь город совершенно неприступен, а вдобавок его защищает мой доблестный брат Али ибн Мункыз.

И араб плавно простер руку к Аскалону, предлагая франкам вместе полюбоваться его творением. Франки мрачно полюбовались, в тысячный раз за последние месяцы.

– Вы прибыли сдаться, дорогой Усама? Ради вас мы предоставим городу самые щедрые условия!

Эмир скорбно вздохнул:

– Йа аль-Малик! Если бы это зависело от меня, вы же знаете, друзья мои, я охотно отдал бы вам последний халат с собственного плеча, но это не в моей воле. Мы прибыли всего лишь ради несказанного удовольствия увидеть ваше праведное величество и всех вас, благородные друзья мои. А заодно обговорить обмен пленными и заключить краткое перемирие, которое позволило бы обеим сторонам похоронить своих погибших.

– О! Мы сожалеем услышать, что у вас много погибших, дорогой Усама, у нас-то все пребывают в прекрасном здравии, уверяю вас!

Эмир поднял ладони и закивал белым тюрбаном, вежливо соглашаясь. Король подмигнул:

– Ну ладно, несколько бедолаг скончались, но не из-за ваших обстрелов, а исключительно из-за нехватки дамского общества!

Действительно, из-за невыносимых условий лагерь оставили не только прачки, но даже гулящие девки.

– Да, – ибн Мункыз горестно вздохнул, – мое сердце тоже рыдает в груди при воспоминании о прекрасном гареме, покинутом мной в дивной Аль-Кахире. А при мысли о брошенных там книгах оно кровоточит.

Тем временем два полковых каноника с великими предосторожностями приподняли и вынесли из шатра Животворящий Крест. За минувшие годы Усама явно не растерял интереса к обычаям франков, вытянул вслед реликвии длинную шею:

– Да будет мне позволено узнать, друзья мои, если этот талисман так дорог вам, почему вы подвергаете его опасностям и превратностям боя? Почему не бережете в благонадежном месте?

– Дорогой эмир, потому что не мы бережем Крест, а он нас. Когда мы сражаемся под сенью этой драгоценной реликвии, поправший смерть Христос сражается среди нас, и мы не можем потерпеть поражение.