Брюсов Орден. Ради лучшего будущего (СИ)

– Я оттащу, – остановила меня жестом Полина. – И замою следы крови. А ты – дуй к «швейцару»! Только лицо попроще сделай, а то он точно нехорошее подумает.

– Пусть что хочет думает, холоп, – буркнул я, направляясь к выходу из гостиной – ноги слушались как-то неохотно, на каждый шаг приходилось их уговаривать. – Главное, чтоб сидел тихо и не отсвечивал! А то тетушке пожалуюсь! Уж она ему задаст!

– Наша тетушка – она такая, – кивнула Полина без тени улыбки на лице.

* **

В половине одиннадцатого мы с напарницей уже сидели в санях нанятого Степаном извозчика-«ваньки» – недорогого, но таки сподобившегося постелить пассажирам теплый тулуп. Ехать до Черной речки было недолго, однако выдвинулись мы заранее – нужно было еще забросить Полину на позицию для стрельбы – в полуразрушенный сарайчик рядом с выбранной мной площадкой. Ну и правильно сделали, что поспешили – уже метров через двести дорога оказалась перегорожена: на набережной возводили на потеху публике не то снежную крепость, не то ледяной дворец – пришлось свернуть и двигаться в объезд.

– Не серчайте, барин, – оправдывался «ванька», правя в боковую улочку. – По Екатерининской канаве проскочим – и дале с ветерком помчим!

– И здесь пробки да перекрытия… – недовольно пробормотала себе под нос моя спутница.

Означенная Екатерининская канава – бывшая речка Кривуша, будущий канал Грибоедова – смотрелась пусто и не слишком презентабельно. Дома тут стояли попроще, набережная выглядела слегка запущенной, да и снег на мостовой, похоже, не разгребали с осени. Красавца храма Спаса на Крови, разумеется, еще не существовало даже в проекте – убиенный здесь в 1881 году Император Александр II ныне, в 1837-м, был всего лишь Цесаревичем, возрастом – приблизительно нашим с Полиной ровесником.

– Нужно еще продумать, как объяснить отсутствие Ковальского Данзасу и д’Антесу, – вполголоса заметила моя напарница, поудобнее переставляя в ногах громоздкий серый кофр с карабином и боеприпасами.

– Прям вот нужно? – скривился я. – Ну, не пришел – и не пришел. Не я же его себе выбирал. Обойдусь без секунданта. Д’Антес против не будет – в конце концов, косвенно это его вина.

– Данзас будет.

– Ну, он один, да еще и француз, – усмехнулся я.

– Д’Антес тоже француз – при чем тут это?

– Знаю – это я из какого-то фильма процитировал. Не суть. Дуэль уже не отменить. Пушкин рвется стреляться, я тоже – кто нас остановит?

– А если Пушкин за ночь остыл и передумает?

– Оскорблю его снова и попрошу д’Антеса мне секундировать. Не думаю, что он откажет.

– Я тоже не думаю, но… Ой, что это? – вздрогнула вдруг она.

Что именно «это», я понял сразу – вероятно, почувствовали мы одно и то же. Сердце мое внезапно сжалось едва ли не в точечку, под ложечкой защекотало, ноги словно окунули в ледяную прорубь, а плечи и голову – в натопленную сауну. Ощущение было мне знакомо – точно такое же я испытал ровно месяц назад, покидая 1812 год. Вот только сейчас никакого переноса не наблюдалось – как мы катили в санях в 1837-м, так и продолжали катить.

– Такое впечатление, что нас хотели выдернуть из потока, и даже начали – но внезапно передумали… – подтвердив мою догадку, ошарашенно прошептала Полина, нащупывая – должно быть, непроизвольно – мою руку. – Вот только так не бывает, эвакуация – процесс необратимый!.. Ничего не понимаю…

Ответить я не успел: откатившийся было приступ вдруг повторился с удвоенной силой, мир вокруг меня стремительно завертелся, перевернулся вверх дном, и, вырванного из саней, меня грубо – совсем не так, как при прошлой эвакуации – швырнуло сквозь время – такой прыжок ни с чем другим не спутаешь…

Но почему? И куда? Домой? А как же этот сукин сын Пушкин? Как же, Уроборос ее подери, миссия?! Как же…

Глава 23

Вне потока времени

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени (сбой)

Перенос – в прошлое ли, в будущее ли – всегда происходит мгновенно. Иначе, как мне объясняли, и быть не может: тебя вырывает из потока, ведет вне времени – так что длиться там просто нечему. Ты можешь что-то чувствовать, даже о чем-то думать – но это будут не последовательные ощущения и мысли – строго единомоментные. Все сразу. Хоп – и финиш…

Вот только на этот раз что-то явно пошло не так. Меня влекло неспешно, будто бы с остановками – не знаю уже, ежедневными, ежемесячными или ежегодными. Круговерть бытия (или небытия? Уроборос разберет!) при этом, правда, не прекращалась и даже не замедлялась, и рассмотреть что-либо вовне ревущего вихря было решительно невозможно. «Синдром переноса» то накатывал бурной волной, то плавно отступал. Мысли в моей голове метались, как перепуганные птицы в тесной клетке, не давая поймать хоть одну и толком на ней сосредоточиться.