Бродский и судьбы трех женщин

ИБ улетел в Лондон, и АА понадобилось улучшить свой английский именно в Лондоне. ИБ улетел в конце лета в Америку, и АА летит туда же с тремя итальянскими друзями. Она пошла по его следам, к его корням, к его родителям: получила стипендию и полетела учиться в Ленинград.

В первом же своем стихе дочь врача сама себе поставила диагноз и предсказала развитие заболевания:

Мы отражаемся в зеркальных створкахполуоткрытого шкафа.Длинная трещина пересекает потолокЛондон, июнь 1981 (пер. М. Еремина)

Если говорить коротко, то книга стихов «Наизусть» – это и есть «зеркальные створки полуоткрытого шкафа», в которых поэтически отражаются на разных страницах Поэт и Муза и присутствуют «все лики любви». Стихотворение «Зеркало», написанное как диалог, кончается неизбежным подтверждением ее alter ego: «Я – твое зеркало».

Первый стих оказался по-японски коротко-философичным и по-чеховски пророческим: если в первом действии на стене висит ружье, то в последнем – оно обязательно выстрелит! Потолок обрушился почти через восемь лет, в конце января 1989 года.

В стихотворении «Зеркало» АА напишет:

«Зеркальце милое мое», a оно ей в ответ: «Я сдам тебе плохую карту».

Но до этого времени еще далеко, а пока стихи стали прилетать «ниоткуда, с любовью надцатого мартобря» (ИБ), и она их просто записывала в дневнике:

Эта тетрадь превращается мало-помалу

в палитру моих размышлений.

На каждой странице

я хочу написать о тебе, и не смею.

В любви или ревности

признаются только тому, кто ответит

взаимностью».

«Прошлое твоe воспламеняет моe будущее.

Рим, ноябрь 1983 (пер. М. Еремина).

ИБ написал три стихотворения, связанные с АА: «Ночь одержимая белизной…», «Элегия» и «Ария», но мы узнаем ее также в стихотворении «Надпись на книге», «Воспоминание», и АА присутствует в прозе поэта: в «Набережной неисцелимых» она – девушка с глазами «медово-горчичного цвета», в «Письме Горацию», в книге «Горе и разум», ИБ видит ее во сне.

АА написала целую книгу, более семидесяти стихов, связанных с ИБ, начиная с «Мы отражаемся в зеркальных створках…» и заканчивая «Юсуповским садом» (Санкт-Петербург, май 2012).

Уникальность книги «Наизусть» заключается в том, что в ней поменялись местами Поэт и Муза: Поэт ИБ стал Музой, а Муза АА превратилась в Поэта. Следить за этой уникальной, не кафкианской «Метаморфозой», растянувшейся на 30 лет, необычайно интересно. Тем более что автор книги выстроил все стихи по датам (месяц и год), указал точное место их написания, что сильно помогает читателю в понимании того, как происходило превращение Музы в Поэта, как все более глубоким и свободным становился стих, как менялись метафоры и другие тропы стихов во времени на протяжении 30 лет. Случай АА – уникален, и второго такого превращения Музы в Поэта я не знаю.

Многие современники посвятили Бродскому воспоминания, стихи, интервью, но никто, кроме АА, не посвятил ему целую книгу своих стихов. Еще и поэтому книга «Наизусть» – уникальное явление!

Первый парадокс книги состоит в том, что автор, с детства оберегающий свой внутренний мир, превративший его в тайну личного дневника, вдруг в стихах наотмашь раскрывает свое сердце – настежь и душу – нараспашку! Такой, не побоюсь сказать, цветаевской беззащитности и беспощадности, прежде всего к самому себе, а потом и к любимой Музе, я давно не встречал ни у кого. В одном из лучших своих стихотворений «Письмо в сонетной форме» АА пишет (Рим, декабрь 1985, пер. М. Амелина):

Как и все, кто рожден под Близнецами,ты двуличен, и лжив, и нагл, и хваток.Ты взломал замок обьятий, похитивсердце, и оставил открытым

настежь. Теперь есть два сердцау тебя. Да что там два? Их сотня.Ты не любишь – просто собираешь.

АА говорит в интервью ВП: «По-моему, за всем этим туманом крылась какая-то неуверенность. Он притягивал к себе и уходил. Он крал любовь у других, чтобы скрыть свою неуверенность».

С улицы шумной, с дождя – всегда возвращалась к тебе,и всегда ты меня оставлял перед дверью закрытой.И тогда я стала думать о другом доме.Рим, май 1985 (пер. О. Дозморова)

«Присутствие Иосифа в моей жизни на самом деле было постоянным его отсутствием. Он именно этим и играл: показывался и исчезал, но не насовсем, держал меня на длинном поводке. Поводком был телефон».