Брошенные машины

Внутри пахло лекарствами и антисептиками, как в больничной палате. Сиденья на стульях были покрыты защитной целлофановой пленкой – похоже, их как привезли, так и оставили. Картина на стене была зачем-то обернута полотенцем. И еще Павлин заметил, что дверца шкафа занавешена простыней. На полу стоял собранный чемодан. На столе – спортивная сумка. Рядом о сумкой лежала шляпа, очень хорошая шляпа. Сумка была открыта. Павлин разглядел паспорт и что-то похожее т авиабилет. Спендер присел на один из стульев, и целлофан на сиденье скрипнул.

– Хочешь чего-нибудь выпить?

Павлин покачал головой. Спендер налил себе виски. Павлин поразился его спокойствию. Что-то в нем было странное, в этом Спендере. Бледная кожа, темные, внимательные глаза. Худощавый, но видно, что крепкий. В нем ощущалась энергия, но не бьющая через край, а как будто отложенная про запас. Спокойный, уверенный в себе человек – и все же была в нем какая-то непонятная грусть. И еще он изменил прическу. Подстригся чуть ли не наголо, что придало ему более жесткий, даже ожесточенный вид.

– Значит, вот так. Бандит Билли.

– Ты знаешь, зачем я пришел, – сказал Павлин.

– Ну да. Пришел разбираться. Я что-то сделал не так, человек сильно напрягся и собрался меня наказать. Ты что со мной сделаешь? Будет очень больно?

Павлин никак не мог понять, что на него нашло. Почему он стоит, как дурак. У него же была репутация человека действия, настоящего мастера своего дела.

– Тебя как зовут?

Павлин сказал ему, и Спендер улыбнулся, словно это было какое-то необычное имя.

– Это моя фотография? Дай посмотреть.

Спендер взял фотографию. Посмотрел на нее очень внимательно, как будто в ней был какой-то секрет и он пытался его раскрыть.

– А зачем тут полотенце? – спросил Павлин.

– Где полотенце?

Павлин подошел к закрытой картине и приподнял краешек полотенца. Он думал, что там картина. Но это была не картина. Павлин увидел свое отражение в зеркале. Потом он повернулся к шкафу с занавешенной простыней дверцей. Он уже понял, что там тоже зеркало. Он только не понял, зачем это надо. Павлин с таким раньше не сталкивался: чтобы все Отражающие поверхности были закрыты.

– У тебя все в порядке? – спросил он. – Нет. Не в порядке. Все плохо. Это не я.

– Что?

Спендер швырнул фотографию на стол.

– Это не я.

– Это ты.

– Ты сам посмотри.

Но Павлин не стал смотреть на фотографию. Ему надо было взять себя в руки, собраться. Сделать свою работу и уйти восвояси.

– Это ты, – сказал он и достал из-за пояса пистолет. Прицелился Спендеру в голову.

И тут Павлин замолчал, надолго.

– А что дальше? – спросила Тапело. Павлин молчал.

– Ты убил его? – спросила я.

– Да? – сказала Тапело. – Ты убил его? Ну конечно, убил. Он его застрелил. Павлин – убийца. Хладнокровный убийца, и пока мы все вместе, нас никто не посмеет тревожить.

Мы с Тапело сидели вдвоем на одной кровати, Павлин – на другой. Напротив. Мы ели сандвичи и методично опустошали мини-бар с крошечными бутылочками. Тапело вскрыла сувенирную банку с конфетами. Я не знаю, почему Павлин выбрал именно этот вечер, чтобы «раскрыться» и рассказать о себе. Может быть, потому, что рядом не было Хендерсон. На самом деле такое случилось вообще в первый раз за все время, пока мы вместе.

– Так ты убил его или нет? – спросила я.

– Да, – сказала Тапело. – Да или нет?

– Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь, – сказал Павлин. – Я убил человека, на войне.

– Только одного?

Павлин, как мог, объяснил. Да, на войне убивают. Но убивают по большей части издалека. А солдаты потом приходят и убирают всю «грязь». Вот и все. Работа действительно грязная, и тут нужны крепкие нервы. Но это именно то,

чем они занимались. И вот однажды случилось так, что в одной хижине спрятался человек. И он выбежал им навстречу, и Павлин его застрелил. Вот так вот просто. Это действительно было просто, и сперва Павлин очень по этому поводу переживал, но потом перестал. Все чувства как будто умерли. Ему стало чуточку проще причинять другим боль, вот и все, а потом война кончилась, но Павлин так и остался бесчувственным к чужой боли, и со временем это бесчувствие только окрепло. Потому что он сам так хотел. Но с тех пор он носил пистолет только в качестве устрашения. С того раза, на войне, он никого не убил.

– Кроме себя? – сказала Тапело.

– Кроме себя.

– Так рассказывай.

Джим Спендер сказал, глядя на пистолет:

– Ты убьешь меня? Ты из тех, кто убивает?

– Спендер, не зли меня.

– Ты сам не знаешь, зачем пришел, да? Павлин не ответил.

– Да, похоже, не знаешь. Обыкновенный тупой громила, который понятия не имеет, зачем он вообще живет.

– Не зли меня, я сказал.

– Прошу прощения, я не хотел тебя обидеть. Я просто пытаюсь сказать, что я знаю, как действует Билли. Ему не нужно, чтобы меня убили. Ему нужно, чтобы меня измудохали до полусмерти. В качестве заслуженного наказания. Тех, кто плохо себя ведет, надо наказывать, так он, кажется, говорит? Да, похоже, я прав. Как ты думаешь, я прав? Потому что он любит судить других, Бандит Билли.

– Бля, достал.

– Ты нарушишь приказ?

– Я сейчас разозлюсь.