Бруклин

Эйлиш надеялась, что экзамен по коммерческому праву окажется столь же простым, как в прошлый раз. Впрочем, один из выпускных экзаменов был таким: каждому студенту предоставлялись данные о годовой деятельности некоторой компании – плата за аренду помещения, за отопление и свет, используемая техника и другие активы, которые могли обесцениваться в течение года, задолженности, капитальные вложения, налоги. С другой стороны, компания производила продажи, а из разного рода источников, будь то оптовая или розничная торговля, в нее поступали деньги. Все это надлежало занести в бухгалтерские книги, не ошибившись столбцами, и занести аккуратно, чтобы на общем годовом собрании правления и акционеров компании все могли ясно понять, просмотрев эти книги, каковы ее прибыли и потери. Студентам сказали, что те, кто не сможет сдать этот экзамен, выходного балла не получат, даже хорошо показав себя на других. Им придется пересдавать все экзамены еще раз.

Одним вечером перед самыми экзаменами Эйлиш сказала провожавшему ее домой Тони, что собирается, узнав результаты, на месяц съездить в Ирландию. Она уже написала об этом матери. Тони ничего не ответил, однако, дойдя до дома миссис Кео, попросил пройтись с ним вокруг квартала. Он был бледен, серьезен и в глаза Эйлиш не смотрел.

Удалившись от дома миссис Кео, он присел на чьей-то пустой верандочке, Эйлиш встала у перил. Она понимала, что ее скорый отъезд расстроил Тони, и собиралась объяснить, что ему, живущему в Бруклине со своей семьей, не понять, каково это – оказаться вдали от дома. Собиралась сказать, что, попади он в ее обстоятельства, ему тоже захотелось бы навестить родной дом.

– Выйди за меня до отъезда, – негромко, почти шепотом попросил он.

– Что ты сказал? – Она поднялась на веранду, села с ним рядом.

– Если ты уедешь, то не вернешься.

– Я же сказала тебе, что уеду всего на месяц.

– Так выйди за меня до этого.

– Ты не веришь, что я вернусь?

– Я читал письмо твоего брата. И понимаю, как тяжело тебе будет приехать домой, а после уехать снова. Для меня это было бы очень трудно. Я знаю, какой ты хороший человек. Я буду все время бояться получить от тебя письмо с объяснениями, почему ты не можешь оставить мать одну.

– Я обещаю тебе вернуться.

Повторяя «выйди за меня», Тони глядел в сторону и бормотал слова так, точно обращался к самому себе. Теперь он повернулся и посмотрел Эйлиш в глаза:

– Я говорю не о церкви, не о том, что мы станем жить вместе как муж с женой, мы же никому не обязаны рассказывать обо всем.

– А разве можно вот так просто взять и пожениться? – спросила она.

– Конечно. Подаешь заявление и получаешь список того, что тебе необходимо сделать.

– Почему ты просишь об этом?

– Я хочу укрепить то, что нас связывает.

– Но почему?

На глаза его навернулись слезы.

– Потому что, если мы этого не сделаем, я сойду с ума.

– И мы никому не скажем?

– Никому. Просто отпросимся на полдня с работы, вот и все.

– И я буду носить кольцо?

– Если захочешь, а нет, так и ладно. Если ты пожелаешь, все останется нашей тайной.

– Разве тебе не достаточно моего обещания?

– Если ты можешь обещать всерьез, то можешь и выйти за меня, – ответил он.

Тони выбрал один из дней сразу после экзаменов, и оба занялись приготовлениями, заполнением необходимых анкет. В последнее перед назначенной датой воскресенье Эйлиш, как обычно, обедала с семьей Тони. Садясь за стол, она почувствовала, что Тони рассказал все матери – или та сама учуяла что-то. А затем в кухню вышли отец Тони и трое его братьев – все в пиджаках и при галстуках, чего, как правило, не бывало. Приступили к еде, и тут Эйлиш заметила, что Фрэнк необычайно молчалив, а если пытается что-то сказать, остальные его тут же осаживают.

В течение обеда он несколько раз открывал было рот, однако его останавливали.

В конце концов Эйлиш настояла на том, чтобы выслушать его.

– Когда мы переедем на Лонг-Айленд, – сказал Фрэнк, – и вы построите себе дом, не могли бы вы отвести комнату для меня, чтобы, если они меня совсем допекут, я сбегал туда и жил с вами?

Тони сидел потупившись.

– Конечно, Фрэнк. Ты сможешь приходить к нам когда захочешь.

– Я только это сказать и хотел.

– Пора бы уже повзрослеть, Фрэнк, – сказал Тони.

– Пора бы уже повзрослеть, Фрэнк, – повторил Лоренс.

– Да, Фрэнк, – прибавил Морис.

– Видишь? – Фрэнк глянул на Эйлиш, затем посмотрел поочередно на братьев. – Вот что мне приходится сносить.

– Не беспокойся, – сказала она. – Я их приструню.

Подали десерт, отец Тони поставил на стол особые бокалы и бутылку просекко.

Он предложил выпить за благополучное плавание Эйлиш и за ее благополучное возвращение. Она все пыталась понять, сказал ли им Тони о свадьбе – или только о ее решении уехать на месяц домой; ей казалось невозможным, что он поставил бы в известность и Фрэнка, однако тот мог и подслушать что-то. Может, они устроили торжественный обед лишь потому, что я уезжаю, думала Эйлиш. За десертом все были сердечны, веселы, и Эйлиш почти начала надеяться: да, Тони рассказал семье, что скоро они станут мужем и женой.