Читаем Брусилов полностью

Бывшие когда-то новыми и неожиданными для современников идеи, позже вошедшие в жизнь, в быт, кажутся потомкам обыденностью. В уставах современных армий давно уже аксиомой значится правило: если подразделение попало под огонь, оно обязано выходить из-под огня броском. Броском к противнику. Залечь под огнем, укрыться — желание вроде бы естественное, но это конец, смерть. Раньше или позже, но кусочек металла найдет малодушного. И чем сильнее огонь, тем справедливее это правило.

Русский генерал в свое время верно догадался об этом. Верно и назвал единственно имевшееся тогда средство скоростного маневра — крупное кавалерийское соединение. В годы мировой войны самому Брусилову не позволили ничего подобного создать. Но в войну гражданскую его последователи и младшие современники, красные командиры, создадут знаменитую Первую Конную, слава которой поразит мир.

Разумеется, высказать идею не значит осуществить ее. Во всяком случае, в гвардейской кавалерийской дивизии у Брусилова осуществилось немногое, хоть он с обычной настойчивостью и методичностью добивался намеченной цели. Последовал ряд приказов разного характера, организовывались занятия с офицерами по карте и на ящиках с песком, изображавших местность, приглашались с лекциями виднейшие военные специалисты. Дивизия была кавалерийская, поэтому особое внимание уделялось наступательному бою, маневру. Летом проводились соответствующие учения.

Вот лишь краткие выдержки из нескольких приказов, которые ясно говорят о глубокой разнице между стремлениями Брусилова и тем, что происходило на деле: «Обращаюсь к гг. офицерам с настойчивой просьбой сбросить с себя неуважительное отношение к стрелковому делу…» Или: «Гимнастика… проводится только для проформы и в настоящем своем виде решительно никакой пользы приносить не может». Или еще (речь идет о лыжах): «Очень желательно, чтобы из гг. офицеров также нашлось несколько охотников этого прекрасного зимнего спорта». Пояснять тут ничего не нужно, все ясно. И придется признать: за двухлетнее пребывание Брусилова в роли командира гвардейской дивизии результаты его настойчивой деятельности были относительно невелики.

К тому имелись свои причины, и прежде всего подбор офицерских кадров в тогдашней гвардии. В привилегированных гвардейских частях в преобладающем большинстве служили отпрыски самых родовитых дворянских фамилий России. Среди командиров полков вверенной Брусилову дивизии значились герцог Мекленбургский, граф Келлер, А. А. Орлов (из семьи тех самых знаменитых Орловых). Да и среди прочих, более скромных чинами офицеров тоже набиралось множество титулованных особ. Они имели нередко громадные связи при дворе и позволяли себе такие «вольности дворянства», какие при иных условиях кончились бы даже не гауптвахтой, а разжалованием или тюрьмой.

Известный писатель Леонид Соболев в романе «Капитальный ремонт» красочно изобразил позолоченный лик императорской гвардии периода ее упадка, в самый канун первой мировой войны. Свидетельство основательное, ибо в юности сам Соболев воспитывался в сверхпривилегированном Морском корпусе и хорошо знал столичную офицерскую среду: «Латы, каски, ментики, кивера, доломаны, суперверсты, нагрудники, колеты, лампасы, серебряные савельевские шпоры, сторублевые тимофеевские сапоги.

Князья, бароны, графы, герцоги, светлейшие князья, принцы, беститульные дворянские фамилии, частоколом своих двойных, тройных, четверных прозвищ оберегающие древность рода; безусые корнеты, перед которыми заискивают командиры полков; штаб-ротмистры, целящиеся в женихи княжнам императорской крови.

Поместья, майораты, вотчины, усадьбы, заповедники. Тонконогие кони собственных заводов и саженные солдаты собственных уездов, те и другие — в цвет, в масть, в рост».

Да, так оно и было: перед иным корнетом (по-современному лейтенантом) заискивали порой не только командиры полков, но и сами генералы. Будешь тут и в самом деле остерегаться, если отец этого самого корнета является товарищем (заместителем то есть) военного министра, а дядя по матери служит камергером императорского двора… Вряд ли в частях с таким офицерским составом могла бы быть идеально налажена служебная дисциплина или тем более воспитательная работа офицеров.

В воспоминаниях Брусилова нет ни одной жалобы на тяготы службы, но нет сомнений, что в период недолгого командования гвардейской дивизией приходилось ему нелегко. Меж капризными и самомнительными гвардейцами постоянно возникали споры, принимавшие порой скандальный характер. В эти склоки, естественно, оказывались втянутыми высокородные и высокопоставленные родственники и покровители спорщиков. Начальнику дивизии волей-неволей приходилось вникать в эти склоки и как-то разрешать их с возможно меньшим ущербом для службы. О некоторых подобных скандалах Брусилов рассказал позже, о гораздо большем числе умолчал. Все это утомляло, раздражало, а главное — отвлекало от работы с войсками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное