Бубновый туз

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что морячок воспринимал новое начальство, как чужеродный социальный элемент. Держался с достоинством, выставив на обозрение тельник, будто сам отдавал распоряжения. Легкий кивок головы свидетельствовал о том, что он снизошел до «студента». На нижней, слегка оттопыренной губе обозначилась брезгливая морщинка: «Да такими чистоплюями все балтийское дно усыпано!»

Не так «студенту» следовало бы разговаривать с ними, а пожестче! Вежливое обращение такими типами воспринимается как неуверенность в себе и слабость.

Придется растолковать. Сарычев движением пальца поманил к себе «студента». Тот охотно повиновался.

— Тут вот какое дело… Только без обид, Дима, договорились?

— Разумеется.

— Какое твое происхождение?

— Из дворян, — стиснув зубы, выдавил «студент», как будто бы озвучил какую-то гадость.

— Оно и видно. Ты бы спрятал, что ли, свою студенческую тужурку. Надел бы что-нибудь другое, гимнастерку, например.

— Для чего?

— Какой ты непонятливый! Чтобы лишних вопросов не возникало! И забудь ты свое «будьте любезны»! Это тебе не университетский курс. Ты — начальник, а они — подчиненные. Ты меня хорошо понял?

«Студент» обиженно насупился. Значит, все-таки проняло.

— А как же товарищ Дзержинский?

— Что — «товарищ Дзержинский»? — озадаченно спросил Сарычев.

— Он ведь тоже из дворян.

— Чудак-человек! — искренне удивился Игнат. — Ты себя с Дзержинским-то не равняй! Ты еще не родился, а он уже в партии состоял. И не в обиду тебе будет сказано, характер-то у него покрепче твоего будет. Тебе приходилось встречаться с товарищем Дзержинским?

Дмитрий отрицательно покачал головой:

— Не доводилось.

— Ну вот видишь… А мне частенько. Он одними глазами уничтожить может!

— Кажется, я вас понял, товарищ Сарычев.

— Вот и хорошо. А теперь отпускай всех свидетелей, только не забудь их адреса переписать. Могут еще понадобиться. Да, еще вот что, позови мне этого плясуна.

— Этот плясун — начальник конвоя.

— Ах, вот оно как… Ладно, разберемся. Потом нанесем визит начальнику станции и спросим его напрямую: почему не было охраны?

Через несколько минут Дмитрий появился в сопровождении крепкого молодого мужчины с приятным располагающим лицом.

— Рубцов, — коротко представился подошедший.

Фамилия показалась знакомой.

— Сарычев…

— Вы мой начальник, товарищ Сарычев. Я ведь тоже из московской Чека.

— Почему я вас не видел раньше?

— В Чека я всего лишь месяц, переведен из уголовного розыска. Но все это время, по личному распоряжению товарища Петерса, занимался этапированием заключенных в концентрационные лагеря для принудительных работ.

— Понятно… Значит, вы начальник конвоя?

— Да, — потупив взгляд, ответил Рубцов.

— Как же это так произошло?

— Сначала остановился поезд… Мы думали, что случились какие-то неполадки. Остановка-то незапланированная. А потом вдруг со всех сторон налетели бандиты. Повыбивали стекла, начали стрелять, ворвались в двери. Мы пытались отстреливаться, но это было бесполезно. Такая пальба поднялась, что голову невозможно было поднять! Все как-то внезапно произошло, — добавил он в свое оправдание.

Открытый взгляд, располагающее лицо. Все при нем! И вместе с тем здесь было что-то не так, чего-то не увязывалось. Но вот что именно — Сарычев понять не мог.

Первое впечатление непростое, как будто бы начальник конвоя чего-то недоговаривал.

— Сколько их было человек?

— Много! Думаю, что человек тридцать, а то и больше.

Рассмотрев тельняшку, проглядывающую у ворота через расстегнутую пуговицу, Игнат спросил:

— Где служили?

— На Балтике.

— Вот как. И я там же. На каком судне?

— Крейсер «Верный».

Сарычев кивнул:

— Знаю такой, кажется, там анархисты заправляли.

— Одна видимость, — отмахнулся морячок. — У нас была своя ячейка, большевистская!

— Кажется, все они полегли во время Кронштадтского мятежа.

— Не все, я же вот остался!

— На крейсере «Верный» командовал Петр Сергеевич Васильев, капитан второго ранга.

Бывший матрос обиженно надул губы:

— Вы меня проверяете, что ли? Командиром на нем был капитан первого ранга Эрнест Константинович Губерманн.

— Ладно, не обижайся, — улыбнувшись, перешел Сарычев на «ты», — работа у меня такая. Что там у тебя за разговор с Кирьяном был?

— Какой еще у меня может быть разговор с бандитом? — насупился Рубцов.

— Ну что за народ! — всплеснул руками Сарычев. — Опять за обиду принимает. Ну хорошо, что тебе говорил Кирьян?

— Наставил в лоб пистолет и говорит, если станцуешь «Яблочко», будешь жить, а нет, так пристрелю. Народу много было, слышали.

— А ты что?

— Видите, живой… Станцевал.

— Говорят, что неплохо станцевал.

— Беда в том, что по-другому я не умею. Я лучший танцор на флоте был. А вы бы на моем месте не станцевали?

— Может быть, и станцевал бы…

— Ну вот видите, — с заметным облегчением вздохнул Рубцов. — Сейчас я бы лежал вот здесь вместе с остальными… Кому от этого польза? А так еще революции послужу!

— Тоже верно. Так, значит, ты сейчас на Лубянку?

— Я там работаю, — чуть смутившись, отвечал Рубцов.

— Ладно, поговорим попозже.

— Как скажете, товарищ Сарычев.