Динамики прослушки вывели на пульт в дежурной части — только там можно было собрать без помех всех задействованных в деле сотрудников. Реально же в дежурке набилось вдвое больше народу — практически весь личный состав уголовного розыска, ОБХСС и следствия — упускать бесплатный цирк никто не собирался. Начальник уголовного розыска тщетно пытался удалить из дежурки посторонних в целях соблюдения «режима секретности» — его просто никто не слушал. В конце концов, он махнул на всё рукой — и сам-то был не в восторге от этой затеи.
Когда голландец с девицей добрались до «главного номера программы», веселью не стало удержу. Каждый «ох» и «вздох» комментировался под взрыв хохота. Случайно забредшая начальница паспортного отдела выскочила из дежурки, как ошпаренная.
Наконец, дело дошло до передачи денег. Оперативно-следственной группе, возглавляемой лично начальником милиции и прокурором, была передана команда на захват. Сотрудники милиции ворвались в квартиру. Голландец и девица вели себя на удивление спокойно. На предложение выдать добровольно всю имеющуюся у неё валюту, «жрица любви» отреагировала безмятежно и выложила на стол несколько пачек СКВ. Прокурор принялся объяснять понятым, что сейчас в их присутствии состоится перепись банкнот, но голландец вежливо перебил его и на довольно сносном русском языке сообщил, что вся валюта в доме принадлежит ему, девушка — его невеста, а деньги приготовлены для свадьбы. В довершении всего он предъявил справку из ЗАГСа о подаче заявления…
Такого хохота Олег не слышал никогда в жизни и вряд ли уже когда-нибудь услышит. Тридцать лужёных глоток извергали всё: от писка до рычания. Здоровенные мужики, согнувшись пополам, буквально рыдали. Двое помещённых в «телевизор» выпивох испуганно вжимались в стены — им показалось, что ментов накрыл приступ коллективного безумия.
Самым занятным в этой истории было то, что спустя полгода девица вышла-таки замуж за голландца и отбыла за кордон. Но на момент проведения совещания этого ещё не случилось…
Сотрудники, упражняясь в остроумии, весело обсуждали произошедший недавно курьёз.
— Смешно вам! — дородное лицо полковника побагровело от гнева. — Руководство отдела систематически мордуют, а вам хиханьки?! Я вот что подумал: а почему это мы должны за всех отдуваться?
— Такова ваша планида! — невинным голоском подал реплику Олег. Удержаться от подколок он был не в силах.
— Планида, говоришь? — голос Рожкова источал елей. — Так мы изменим эту планиду: отныне всякий раз, когда я буду получать по этому месту, — Михаил Михайлович постучал себя по загривку, — я буду автоматически переадресовывать это вам. С каждого из вас будет персональный спрос за конкретные результаты, а меры воздействия у меня имеются: выговорешники, перенос отпусков на зиму, отсрочка очередных званий… Ой, а что это вам нерадостно стало? — Рожков уловил недовольное брожение в зале. — Нет, как наблюдать со стороны изнасилование старших товарищей — это весело, а когда пришла пора подставлять собственную задницу — то все почему-то погрустнели! — полковник обвёл подчинённых ехидным взглядом.
Ряды возмущённо загудели. Участие в идиотских рейдах по отлову проституток и так вызывало глухое недовольство. Перспектива же взвалить на себя дополнительный объём бесполезной деятельности просто удручала — кампания только набирала ход, и пока она сойдёт на нет, можно успеть огрести кучу неприятностей.
— О, я вижу, начинает доходить! — усмехнулся Рожков. — Поэтому предлагаю совместно подумать над тем, как будем выкручиваться из данной ситуации. Вот тут майор Островецкий больше всех упражнялся в остроумии. Предлагаю послушать: какие у него есть соображения на этот счёт! — широчайшая улыбка полковника не оставляла сомнений в том, что он решил устроить образцово-показательный разнос одному из самых строптивых сотрудников.
«Ах, Михалыч, Михалыч, — подумал Олег, — зря ты решил меня выдернуть, ой, зря! Никто за язык тянул»! Островецкого и так подмывало высказаться по поводу вакханалии абсурда, в которой погрязла эта самая «борьба с проституцией», но он решил не высовываться, чтобы не провоцировать очередную стычку с начальством. Однако Рожков не оставил ему выбора.
Можно было, конечно, высказаться и с места, но эффект не тот. Поэтому он направился на место докладчика. Подойдя к столу, за которым восседали начальник милиции и его заместители, Олег чинно поклонился им, затем так же раскланялся с залом. Ряды притихли в ожидании очередного «прикола», на которые Островецкий был большой мастак. В том, что его выступление выльется в хлёсткую критику, никто не сомневался — язвительный, независимый характер майора был всем хорошо известен.