Он ненадолго умолк, пытаясь упорядочить свои мысли, чтобы как можно чётче и доходчивей донести их до этих парней. Как ни странно, он не испытывал к ним ненависти. Наоборот, ему хотелось как-то объясниться с ними, чтобы они его поняли. Он чувствовал свою духовную близость к ним — ведь в других обстоятельствах они могли бы оказаться в одном окопе… Но не судьба!
Олег не торопил его. Он догадывался, какие мысли мечутся сейчас в голове Сергея. Парень хочет выговориться, и не надо ему в этом мешать.
— Мы служили с Митрофановым в одном полку в Афганистане, — сухо и бесстрастно начал Сергей. — Митрофанов занимал должность начальника штаба. Мой друг и командир Саша Ярцев стал подозревать его в торговле оружием и наркотиками. Я не знаю, кто ещё из командования был замешан в этом, но особист — точно. Саша пошёл к нему со своими подозрениями, а тот сказал, чтобы не лез не в своё дело. Тогда Саша написал рапорт в штаб дивизии. И тут вдруг приказ выйти на задание. Ушли наспех, неподготовленные. Саша, видимо, почувствовал неладное и перед выходом всё рассказал мне. А потом мы напоролись на засаду, причём в том месте, где её, по определению, не должно было быть. На этой территории у нас с «духами» соблюдался нейтралитет. Место засады было выбрано очень удачно, словно им был известен наш маршрут. Мы попали под шквальный перекрёстный огонь. Троих ребят потеряли сразу, Саша был смертельно ранен. Я с сержантами Осовцом и Гоглидзе ещё попытался организовать круговую оборону, но нас сверху расстреливали, как в тире. Коля Осовец и Важа Гоглидзе были убиты, а я несколько раз ранен и потерял сознание. Очнулся в краснодарском госпитале, говорят, чудом выжил в Ташкенте, где меня оперировали. Меня уже практически списали, но вдруг моё состояние стабилизировалось. Отправили в Краснодар — туда слали тех, кто не имел никакой надежды когда-нибудь встать. А я встал! Я знал: обязан встать, чтобы покарать этого гада! Потом долго учился заново ходить. Из армии меня уволили по состоянию здоровья. Ещё в госпитале я обратился к особисту и рассказал ему обо всём. Он мне посочувствовал, но посоветовал забыть обо всём — доказать ведь ничего невозможно, ни один суд не примет мои слова на веру. А всё, что он лично может сделать для меня, это забыть мои слова. И тогда я сам решил стать и судьёй, и палачом. Я долго выслеживал Митрофанова. Нашёл в Подмосковье. Но тут его переводят в Прибалтику. Пришлось начинать всё по новой.
Я три раза приезжал сюда. Останавливался на частных квартирах и собирал информацию о Митрофанове: привычки, распорядок дня, маршруты передвижений. Даже о любовнице его узнал. Хотел сперва это использовать и завалить Митрофанова около дома Татаринцевых, а потом подумал, что не стоит подставлять мужика — он и так в какой-то мере пострадавший. Я про Татаринцева. Ну, а затем я уехал на три месяца, чтобы меня подзабыли. Вернулся сюда два месяца назад с чётким планом: осесть в тихом месте, выбрать удобный момент, завалить Митрофанова и лечь на дно. А потом, когда всё уляжется, спокойно покинуть Латвию. Велту я встретил на автовокзале. Специально высматривал такую — деревенского вида, и не ошибся — она действительно брала билет в отдалённый посёлок. Ну, помог ей донести вещи до автобуса, разговорились. Я посетовал, что ночевать мне негде, знакомых здесь нет, в гостиницах мест тоже нет. Ну, она и пригласила меня к себе…
— А это тебе и было нужно, — перебил его Олег.
— Совершенно верно. Баба просто истосковалась по мужику, по простой человеческой ласке…
— А ты это использовал!?
— Сперва использовал, а потом сам к ней привязался. Я её уговаривал уехать со мной, когда всё утихнет.
— Она была в курсе твоих дел? — удивился Олег.
— Поначалу нет, конечно. Ну, а когда я завалил Митрофанова, то рассказал ей кое-что. Всё равно она могла узнать, что меня ищут — небось, моими фотографиями уже все стенды обклеены. Да и надо ж было как-то объяснить ей, почему я стараюсь не показываться на людях. Сперва сказал, что выслеживаю человека, который у меня увёл жену, а потом, когда завалил Митрофанова, сказал, что нашёл его, не сдержался и убил — затмение, мол, на меня какое-то нашло. Она и поверила — женщины в такую муть всегда охотно верят. Попытался б объяснить ей всё, как есть, она бы этого не поняла. К акая-то вой на, какие-то подставы… Далека она от всего этого.
— Сергей, а ведь она тебя не сдала! Ты хоть понимаешь, что это статья для неё?
— А я тебе ничего такого под протокол и не скажу! Извини, не знаю, как к тебе обращаться…
— Майор Островецкий.
— Так вот, майор, для протокола: она ничего не знала. Иначе не подпишу!
— Да ясен перец! Нет никакой охоты женщине жизнь ломать.
— Вот и договорились.
— Ладно, проехали, — вмешался Ояр. — Где лисапет-то взял?
— Да, круто сработали, — в голосе Сироты проскользнули нотки уважения. — Даже про велосипед знаете. Ну, сперва хотел попросту украсть, а потом решил, что не стоит лишний раз светиться. Отремонтировал Велтин старый велик — на нём и приехал.
— Так это ж почти пятьдесят километров! В оба конца сто! — вытаращил глаза Женька.