— Почти всё. Кое-что съели вчера. Немного дали Бублику…
— Это ещё что за фрукт?
— Ты был прав, в краже принимал ещё один пацан — Павел Бабаенко по прозвищу Бублик. Это сосед Захаревских. Пацану двенадцать лет. Я его вместе с родителями вызвал к тебе на завтра. Кстати, вполне приличная семья. Скорее всего, пацан влип в это дело под влиянием Захаревских. Между прочим, это он стоял на стрёме, именно там, где ты говорил.
Олег выложил продукты из рюкзака на стол. Всё изъятое необходимо было описать, но даже мимолётного взгляда хватило ему, чтобы понять: список похищенного, переданный ему Лапиней, завышен раза в два. Даже с учётом испорченного, съеденного и переданного Бублику. Ай да веселушка-хохотушка! Не удержалась-таки, чтобы не прибрать кое-что к рукам. Олегу стал понятен её нехитрый план: подмахнуть следователю, глядишь — и не будет дотошно разбираться со списком. А даже если и разберётся, то не станет же он уличать женщину, с которой был в близких отношениях. Молодец, баба! Умеет сочетать приятное с полезным. Ладно, пусть с ней бэхаэсэсники разбираются. И без того работы хватает.
Олег сгрёб все продукты обратно в рюкзаки. Осмотр изъятого можно будет сделать и позднее.
В дверь негромко постучали.
— Входите! — крикнул Олег.
В кабинет вошла молодая светловолосая женщина, лет двадцати пяти, в строгом деловом костюме, длина юбки которого была, правда, несколько короче общепринятых норм.
«Училка, — сразу определил Олег. — А что, снять бы с неё эти строгие очки, добавить чуток косметики — и была бы красотка хоть куда»!
Девушка спокойно выдержала оценивающие взгляды Олега и Александра.
— Вия Берзиня, — представилась она. — Я преподаю в первой средней школе латышский язык и литературу. Меня вызвали сегодня к девяти утра.
— Виечка, Вы позволите себя так называть? — Олег был весь любезность. — Я сейчас буду допрашивать несовершеннолетних, и процедура требует присутствия педагога…
— Я в курсе. Мне Ваш коллега объяснил.
— Вот и прекрасно. Присаживайтесь на стульчик около окна — здесь Вам будет удобно. Саня, — обернулся он к Михайлову, — давай сюда Николая Захаревского.
Олег решил начать допрос с него, справедливо полагая, что он будет пожиже сестрёнки характером. Михайлов ввёл в кабинет невысокого, худенького подростка. Тот производил жалкое впечатление: давно не стриженные, слипшиеся от грязи волосы, испуганные, бегающие глаза на прыщавом лице, заискивающая улыбка. От природы сутулый, он ещё больше съёжился, как бы в ожидании удара. На нём была замызганная кожаная куртка — явно с чужого плеча, грязные брюки и кеды.
«Куртку тоже, наверное, где-то спёр, — подумал Олег. — Ну, об этом его можно и потом расспросить. Кеды придётся изъять на экспертизу. Надо послать Сашку на чердак, чтобы притащил оттуда этому щенку пару бесхозной обуви».
На чердаке отдела милиции была свалка бесхозных вещей. При обысках и осмотрах мест происшествия всегда изымается масса не относящихся к делу предметов, установить принадлежность которых зачастую не представляется возможным. Так и пылится потом там.
Олег начал задавать Захаревскому необходимые вопросы, уточняющие его анкетные данные, исподволь при этом анализируя поведение подследственного. Тот был явно очень напуган, и причины этого страха Олег понять не мог. Ну, не от того же, что попался на краже, он так трясётся? Это же не первый его привод в милицию. Мог, конечно, и Сашка припугнуть его, чтобы поменьше кочевряжился, но для такого страха нужны более глубинные причины.
Олег выдерживал паузу и тяжёлым взглядом смотрел на Захаревского — ничего, пусть подёргается, понервничает — сговорчивее будет.
— Так, — наконец сказал он, — а теперь подробно расскажи, как вы обчистили столовую. И не ври мне! Не люблю этого!
— Я не буду врать, я всё честно… — сбивчиво начал Захаревский. — Мы с Айной кушать хотели. Дома нечего кушать. Ну, Айна и предложила забрать продукты из школы — мы видели, как туда их привозили. Первую ночь посмотрели, как сторож работает, а на вторую ночь пошли… Подождали, пока сторож пройдёт. Потом я разбил окно, залез в кухню. Ломик у меня был с собой. Сломал дверь в кладовку. Набрал продуктов и подавал их Айне, а она складывала их в рюкзаки…
— А зачем погром в кухне устроил?
— Что устроил? — недоуменно переспросил Захаревский.
— Зачем посуду разбрасывал, муку, сахар рассыпал?
Захаревский лишь виновато пожал плечами: не понимаю, мол, как так получилось. А что тут понимать? Тебя вечно унижают, издеваются над тобой. Вот и выплеснулась у тебя вся злоба на окружающий мир.
Олег тяжело вздохнул. Ему было жаль это запуганное, замордованное жизнью существо.
— Куртка откуда? — внезапно спросил он.
— Какая куртка? — испуганно дёрнулся Захаревский.
— Та, которая сейчас на тебе! Только не говори, что твоя. Она, как минимум, на три размера больше, да и дорогая — у тебя в жизни таких денег не было.
— Я её на помойке нашёл. Она была старая, её кто-то выбросил, — глазки Захаревского испуганно забегали.