Будь моей нежностью

Нехотя выпускаю её из хватки рук, но следую за худой сгорбленной фигурой, готовый снова подхватить в любой момент.

Ася не делает глупостей. Бросает охапку цветов на крышку гроба, медленно опускается на корточки, подхватывая пригоршню земли. Я повторяю то же действо и тороплюсь догнать её, стремительно покидающую место захоронения. Но неожиданно Ася падает посреди дорожки, теряя сознание. Остаток расстояния между нами я преодолеваю на особо высоких скоростях и тут же подхватываю её на руки.

Она повисает безвольной куклой, обмякшее уставшее тело не оказывает сопротивления, и я устраиваюсь на заднем сиденье с ней на руках. Уставший от нервного напряжения и стресса мозг нуждается в некотором покое и отдыхе, и я даю ей это время.

Так Ася и сопит на моей груди. Я опускаю лицо в пушистую макушку. И пусть весь чёртов мир подождёт! А лучше сразу отправится в тартарары, где ему самое место.

Лишь прошу водителя тихим ходом двинуться за автобусом, когда приходит время, и устало прикрываю глаза.

Девять дней. Две с половиной недели. Сорок дней.

Всё это время Ася не покидает своей спальни, а я оставляю её максимум на пару часов в день в общей сложности. В это ёмкое время я умудряюсь вести бизнес, проводить переговоры, разруливать сложные ситуации и общаться с ведущими специалистами в области психотерапии по всему миру.

У маленькой сладкой Аси затяжная депрессия, и чем больше проходит этих пугающих дней её безмолвия, тем больше у меня опускаются руки.

Все врачи, как один, твердят о том, что мне необходимо создать вокруг неё тёплую и уютную атмосферу, окружить её любовью и заботой, подарить счастливые эмоции и радостные моменты.

Как я, чёрт возьми, должен всё это провернуть, если сам давно очерствел внутри? Если всё самое лучшее и светлое пробуждала во мне она сама, а теперь я могу лишь обессиленно просиживать штаны в кресле напротив и сжимать безвольное тело ручищами ночами напролёт?

Она словно кукла. Ест и пьёт, когда дают, поворачивается, стоит направить в нужную сторону, молчит и не меняет выражения лица. Пожалуй, всё, что она делает самостоятельно, это, разве что, посещает уборную. Но её угасающих сил хватает только на то, чтобы справить нужду. Трижды в неделю я набираю полную пушистой пены ванну и помогаю ей искупаться.

И меня чертовски не устраивает такое положение вещей! Не потому, что меня тяготит забота о юной жене. Потому, что я скучаю по ней. По очаровательной, дерзкой, прекрасной чертовке, которая прочно обосновалась в моём сердце и разожгла в нём огонь.

В очередной день моего кошмара Ася смотрит на меня пустыми глазами и молчит. Думаю, пришло время отправить её в клинику. Очевидно же, что я не могу ей помочь!

Звонок от лечащего врача Агриппины застаёт меня за мрачной решимостью. Буквально за секунду до моего собственного звонка врачу немного другого профиля.

— Здравствуйте, Богдан Давыдович. Вы так и не сообщили, что делать с лекарством, — напоминает онколог.

— Здравствуйте, да, совершенно выпало из головы. И, честно говоря, нам немного не до этого было…

— Я понимаю, — он мнётся, но спрашивает: — Назад его, как и любое лекарственное средство, не примут. Возможно, вы подумывали о перепродаже или о передаче в благотворительных целях..?

— Кто-то нуждается? — уточняю прямо.

— На днях к нам поступил годовалый мальчик. У родителей нет таких денег, но мы считаем, что этот курс — единственный возможный шанс для ребёнка.

— Я переговорю с женой и дам вам ответ в кратчайшие сроки. — говорю в трубку и прощаюсь.

На удивление, в спальне я не застаю Асю в кровати. Она выходит из ванной с покрасневшими глазами. Плакала? Я так давно не видел в ней никакого проявления эмоций, что радуюсь даже этой маленькой вспышке.

— Ася, мне звонили из клиники, — перехватываю её посреди комнаты, преграждая путь к кровати. — Насчёт лекарства, которое ты нашла.

Она сжимается. Лицо искажается на короткое мгновение, прежде чем снова застывает безжизненной маской.

— В клинику поступил пациент. Маленький мальчик, Ася, ему всего год, — тихо говорю ей. Она внимательно слушает, избегая поднимать взгляд на меня. — Он болен, куколка, и наше лекарство, возможно, его последний шанс.

— Они хотят купить наше лекарство? — хрипло спрашивает она.

Я не слышал её голоса со дня похорон старухи Агриппины, а теперь совершенно не узнаю. Он звучит чужеродно, незнакомо.

— Нет, Ася, у них нет таких денег. Я подумал, что мы могли бы отдать его им.

— Просто так? — уточняет она.

— Конечно.

Я бы мог вообще не спрашивать, но решил, что она должна сама выбрать, что с ним делать. Я понадеялся, что эта тема сможет её растормошить, и не прогадал.

— Я, вероятно, ослышалась, — удивлённо протягивает Ася. — Ты хочешь отдать лекарство, которое стоит несколько миллионов, просто так чужому ребёнку?

— Ты всё поняла правильно, куколка, — я малость раздосадован такой постановкой из её уст.

— Конечно, я не против, — кивает девушка и хочет обойти меня, чтобы вернуться в кровать.

Куй железо, пока горячо. Кажется, так говорят? И я собираюсь ковать.