Будь моей нежностью

Здесь совершенно иная атмосфера. Не как в городе, не как у большинства водоёмов области. Раскинувшиеся вокруг топи делают берега недоступными для обычного люда. Да и берегов этих, по сути, нет. Со стороны рыбхоза так точно.

Мы подходим к краю асфальтированной дороги, спускаясь на грунтовую тропку. А здесь — метров триста-четыреста и начинаются мостки через болото. Деревянный настил тянется через канавки и петляет сквозь высокий осот с пушистыми метёлками и камыши примерно на километр до такого же деревянного понтона. То тут, то там на траве и низкорослых кустарниках висят опустевшие нимфы стрекоз. Берёзы, тополи и клёны с пожелтевшими листьями пока ещё выстаивают против подступающей с каждым годом всё ближе воды на маленьких клочках земли, но изредка на пути появляются прогнившие у основания деревца.

Я придерживаю Асю за талию, пока мы неспешно идём по мосткам. Между нами давящая тишина, прерываемая лишь шёпотом сухостоя.

— Ой, смотри, — неожиданно врывается в мои думы голос Аси, — что это за птица?

Она тормозит и показывает рукой направление, и я бросаю туда быстрый взгляд.

— Это серая цапля, их место гнездования километрах в пяти — семи отсюда, в долине небольшой речушки.

Цапля плавно взмывает в воздух, показывая нам размах своих крыльев, и Ася смотрит некоторое время в небо, провожая её взглядом.

— А аисты здесь не водятся? — со сдавленным смешком спрашивает девушка.

— Мне не попадались. А что, ты хочешь увидеть аистов?

Она одаривает меня шоколадным взглядом, заставляя сердце биться чаще.

— Типа того, — отвечает мне и начинает движение дальше по мосткам.

Я в два шага догоняю молодую жену и подхватываю её руку, несильно сжимая. Мы идём медленно, чересчур медленно, как по мне. Я и забыл, когда вёл такой неторопливый образ жизни. Хочется отмотать назад и спросить у себя из прошлого: и чего дала тебе вечная гонка?

То, что не знаю, как подступиться к маленькой чертовке? Раньше бы просто отхлестал по роскошным ягодицам, чтобы дурь из головы выветрилась. А теперь… ранить боюсь резким словом. Вот и молчу как истукан. И она молчит, заставляя закипать мою и без того горячую кровь. Возможно, меня самого разобьёт инсульт в скором времени? Млять, что же такое простое дело выворачивает меня наизнанку и вскрывает мозг?

У самого берега озера деревья стоят густой чередой. Мы входим в их тень и мрак, и Ася ёжится от прохлады и сырости. Удивительно, что среди болот, но на открытом воздушном пространстве не так холодно, как здесь. Я жалею, что не захватил из домика плед. Для полного счастья нашей едва начавшейся семейной жизни мне как раз таки не хватает, чтобы она слегла с каким-нибудь воспалением лёгких.

Но вот мы выходим на понтон. Перед нами раскидывается бесконечно-синяя водная гладь, замершие сбоку лодки скучают от длительного бездействия, и я всерьёз подумываю размяться с вёслами наперевес как в старые добрые времена.

Но Ася присаживается на лавку и смотрит на воду.

— Ты не взял удочку.

— Рыбачить я буду завтра с утра. Возьмём покрывало, корзинку с едой, термос с чаем, закутаем тебя потеплее и устроим пикник. Я буду ловить рыбу, а ты кушать и дышать свежим воздухом.

— Ну я же сказала, что у меня нет аппетита, зачем ты снова и снова начинаешь про эту свою еду? — вспыхивает Ася.

— Потому что я переживаю за тебя, Ася. Это ненормально. То, что ты делаешь с собой, — осторожно говорю ей. — Ты практически ничего не ешь уже… Дай-ка подумать… Да, точно. Ты практически ничего не ешь уже полтора месяца.

— Если я не хочу, что же мне, насильно в себя пихать?

— Насильно не нужно, — тяжело вздыхаю я. — Кажется, пришло время нам обоим признать, что дальше так продолжаться не может. Тебе нужна помощь специалистов. Я не хочу смотреть, как ты просто исчезаешь с лица земли.

— Ты хочешь показать меня врачу? — Ася поднимается и делает шаг мне навстречу. — Ты это пытаешься сказать?

— Конечно, Ася. Давно пора.

— Я не хочу к врачу.

— Не будь ребёнком. Ты заболеешь, если продолжишь в том же духе. У тебя не будет сил ни на что. Ты уже только и делаешь, что спишь. Ты забросила учёбу. Тебя не интересует ни-че-го! Только лежание под одеялом. Я бы понял, если бы ты рыдала, оплакивала бабушку, выплеснула свою боль, но ты…

Я замолкаю, проглатывая окончание. Она как кукла. Как чёртова кукла. Безвольная, безэмоциональная. Лежит глядя в потолок, и делай с ней, что хочешь. А так я не хочу.

— Разве не такую жену вы желали, Богдан Давыдович? — спрашивает она с неожиданной злостью.

Вероятно, я вконец спятил, коли радуюсь проявлению хотя бы такой эмоции. А её словно прорывает: