Будь моим этой ночью

Она откинулась на спинку кожаного сиденья с такой силой, что едва не раскачала автомобиль. Кто бы мог подумать, что в этой стройной фигурке скрывается столько энергии?

— Вашего покаяния недостаточно? Большинству из нас отпущена для этой цели одна маленькая жизнь. У вас же их за спиной по меньшей мере семь.

О да, ей и впрямь нельзя было отказать в дерзости. Лишь желание продолжить спор помогло Шапелю не рассмеяться.

— Наверное, моя душа слишком порочна.

— А по-моему, вы просто глупец. — Прю смерила его взглядом, способным растопить айсберг. — Кто вам сказал, что от вас требуется покаяние? Церковь?

В ее устах это звучало почти как насмешка.

— Да, и я знаю, что это правда.

— Откуда?

— Так сказал мне архиепископ много веков назад. — Шапель вдруг вспомнил все так живо, как будто это случилось вчера. Крест, выжженный на его плече, снова вызывал зуд. — Моя душа будет отпущена на свободу, когда я искуплю свои грехи.

— Значит, так сказал архиепископ. А ему это откуда известно?

— Он же был архиепископом.

— Ах да. И только по этой причине его слова должны быть правдой.

Шапелю не слишком понравился ее сарказм.

— Послушайте, Прю. Я понимаю, что вам трудно во все это поверить…

— Нет. — Она оборвала его одним резким движением руки, натянутое выражение ее лица заставило его замолчать. — Мне трудно поверить в то, что вы в это верите. Я же с этим категорически не согласна — не больше, чем с утверждением, будто женщина виновна во всех грехах мужчины.

Шапель моргнул, вдруг почувствовав себя глупо.

— А у вас весьма современные взгляды.

— Зато у вас они слишком архаичные.

Она явно была на него разгневана — и не на шутку.

— Это не оскорбление, Прю. Просто наблюдение.

О да. Она почти заставила Шапеля поверить в то, что способна принять его таким, как есть — не как чудовище, но как человека. Никто, кроме него, не смог бы различить в темноте румянец, заливший щеки Прю.

— Извините меня. Как подсказывает опыт, большинство мужчин зачастую пренебрегают мнением женщины только из-за ее пола, а также из-за ложного убеждения, будто мы в чем-то им уступаем.

— Едва ли мне стоит напоминать вам о том, что я не таков, как большинство мужчин. Впрочем, то же самое относится и к вашему отцу, и к Маркусу. — И это несмотря на то что оба они также отличались от него самого.

— Нет, не стоит. Но ни отец, ни Маркус не стали бы так бездумно расточать собственную жизнь.

— Прошу прощения? — Должно быть, Шапель неверно ее расслышал.

Прю не стала колебаться с ответом:

— Мне до сих пор трудно поверить в то, что вы, прожив шесть столетий, так мало можете предъявить миру.

— Мало? — Как она пришла к такому выводу? С одной стороны, его жизнь была богата событиями, но с другой… любой путешественник мог бы составить ему достойную конкуренцию.

— Молино говорил, вы живете в церковном подвале.

— Так для меня безопаснее, к тому же я могу защитить церковь в случае нужды. — Боже правый, его объяснение звучало неубедительно даже для его собственного слуха.

— Это своего рода скала, за которой вы прячетесь, чтобы не оказаться лицом к лицу с миром.

Тут в Шапеле вспыхнула ярость. Он вовсе не нуждался в том, чтобы какая-то живущая в уединении юная особа упрекала его в стремлении спрятаться от мира.

— Вот уж не знаю, откуда у вас в голове взялась мысль, будто я растратил свое бессмертие понапрасну…

— Маркус поведал мне вашу историю. Только подумайте, сколько всего вы могли бы сделать и сколько разных чудес увидеть, если бы не провели целые столетия в укрытии.

Шапель задумался над ее словами. Ему приходилось путешествовать по большинству стран Европы, однако это казалось заурядным достижением в сравнении с тем, что он мог бы увидеть. Большинство знаний, которыми он обладал, были получены из книг и исследований, а не из первых рук.

— Для меня настоящее чудо быть рядом с вами.

Прю возвела глаза к небу:

— Вы говорите так лишь для того, чтобы заставить меня замолчать.

— Неправда!

Она пришпилила его к месту своим немигающим взглядом.

— Неправда! — настаивал он. — Возможно, по вашим меркам я и потратил свою жизнь понапрасну, но встреча с вами стала для меня поистине бесценным опытом.

Прю открыла рот, собираясь возразить, но тут он буквально набросился на нее. К этому моменту Шапель уже настолько проникся ее присутствием, что не в силах был себя сдержать. Он должен был попробовать ее на вкус — тем или иным способом.

Прю только ахнула, когда его язык проник к ней в рот. Шапель прижал ее всем телом к сиденью «даймлера», вздохнув, едва ее мягкая плоть окутала его. Он целовал ее, упивался ею до тех пор, пока напряжение в ее теле не ослабло и Прю не припала к нему безвольно, обвив руками его шею. Шапель застонал. Если он сейчас же не остановится, ничто не помешает ему зайти гораздо дальше, чем он намеревался. Прю могла желать его так же страстно, как он ее — и Шапель это знал, — однако он не мог себе позволить заняться с ней любовью прямо в автомобиле ее отца.

Откинувшись на спинку сиденья, он улыбнулся ей. Прю едва дышала, веки ее отяжелели, а взгляд смягчился.