Будда

Что ему оставалось делать? Мстить? Разбойничать? Уйти в отшельники? Жизнь в одурманивающем тумане княжеских утех и семейных радостей для него навсегда закончилась. Начать все сызнова? Восстановить княжество, собрать войско и нанести ответный удар? А что потом? Любить жену, плодить детей, пировать с друзьями, побеждать в сражениях, расширяя свое княжество до больших размеров? А потом более сильный враг все опять уничтожит? Для такой деятельности уже не хватало внутренних сил, а с появлением безрадостной перспективы будущего вообще исчезало всякое желание жить. Зато с неимоверной энергией он начал думать, как выскользнуть из сетей этого злокозненного мира с его хищнической природой. Этот мир «вывернул его наизнанку», заставил неимоверно страдать.

Окончательно свернуть с проторенного, освященного брахманскими традициями пути на бездорожье, сделать этот решительный и безрассудный, с точки зрения соплеменников, шаг его заставили, я предполагаю, безысходность и отчаяние.

Известный российский журналист и литератор Валерий Панюшкин коротко и точно напоминает нам о том, что человеческое горе не одномоментное состояние, а протяженное во времени: «Этапы переживания горя хорошо описаны психологами. Любой студент психфака вам расскажет. Этапов пять: отрицание, сделка, гнев, депрессия, принятие»[242].

Все эти предположения, разумеется, имеют право на существование. Но есть в них все-таки какая-то надуманность. Можно лишь утешаться, что домыслы намного лучше, чем житийные клише, заставляющие воссоздавать образ Первоучителя по заданному трафарету. Вот такой получается парадокс. Профессор Е. А. Торчинов был отчасти прав: ничего-то мы толком о Гаутаме Будде не знаем[243]

.

Вот почему он был убежден: «В настоящее время совершенно невозможно реконструировать научную биографию Будды. Простое отсечение мифологических сюжетов и элементов фольклорного характера совершенно неэффективно, а материала для подлинной биографической реконструкции у современной науки явно недостаточно»[244].

Вот с этой ригористической позицией выдающегося российского ученого не соглашусь. Получается, что попытка исследовать жизнь исторического Гаутамы Будды — бессмысленная авантюра. Считать так — значит позволить зачеркнуть буддийским преданием личность когда-то живого и сверхгениального человека. Из трех драгоценностей — Будда, Дхарма, Сангха —

живого человека припрятать куда-нибудь подальше, заменив роскошными бриллиантами. Я не хочу идти по этому пути. Решение дилеммы «было — не было» я вижу в выборе срединного пути. Он самый подходящий и результативный. В этой книге, с самого ее начала, я исхожу из принципа соединения противоположных подходов, каким бы это ни казалось парадоксом: и было, и не было.

Канва жизни Сиддхартхи Гаутамы не столь сложна и запутана, как предстает в мифологических интерпретациях его последователей. Сама личность Будды и его учение настолько фантастичны и неожиданны для обыденного сознания, что язык повседневности оказывается явно недостаточным для описания их истинного величия. Вот почему образ Будды не нуждается в демифологизации. Миф о нем не противоречит его выдающейся роли в духовном преображении человеческой природы. Напротив, чем он художественно и философски убедительнее, тем основательнее содействует массовому восприятию буддийской доктрины и следованию ей в мыслях и действиях. Вместе с тем, восхищаясь художественным портретом, было бы глупо не пытаться узнать что-нибудь о человеке, с которого этот портрет написан.

Сиддхартха Гаутама оказался в нужное время и в нужном месте. Наступала эпоха духовных и социально-экономических перемен, а место, где он родился, какое-то время жил, где правил его отец, — лучше не найти. По первому впечатлению, это было провинциальное, глубокое захолустье с соответствующим духом жизни. Но если приглядеться повнимательнее, картина предстает другая, не столь мрачная и грустная. Через Капилавасту пролегали пути, которые могли вывести энергичного и талантливого молодого человека на широкие просторы. Возможность для человека жизненного выбора — это уже само по себе великое счастье. Можно сказать — подарок судьбы.

Первым парнем на деревне Сиддхартха Гаутама был по своему рождению. Вряд ли такое положение его долго устраивало. И все-таки что-то неординарное довело его до крайности и заставило покинуть родное гнездо вопреки воле отца, а может быть, по договоренности с ним. Подобные решения принимаются внезапно, но породившие их причины созревают долго, не в одночасье. Не в его характере было подчиняться обстоятельствам и смиряться с уготованной этими обстоятельствами участью будущего правителя. Больно уж захудалыми и скромными были батюшкины владения и наследство! А для него, применяющего духовные критерии для оценки собственной жизни, они вообще ничего не стоили.