Будильник в шляпной картонке

– Вы хитрите со мной, и я хочу знать почему! Вы на все готовы, только бы оправдать Виолу! Это просто какая-то мания! Похоже, вам непереносима мысль, что вы можете провалиться.

– Почему вы не сказали, – спокойно спросил я, – что той ночью пытались войти в дом отца?

– Вы что, дурак? Не понимаете, что подумают люди, если я это скажу?

– Что вы виновны.

– Вот именно. А это не так!

– Вы признались репортеру, что были там?

– Конечно, нет. Сказал: знать ничего не знаю. Это самая лучшая политика.

Я промолчал, и он продолжил свою тираду:

– Послушайте, давайте расставим точки над «i». Я понял, вам все равно, кого повесят, только бы не вашу протеже. Верно? Да, хуже случая гордыни я еще не встречал. Не побоюсь сказать, что вам наплевать, даже если она в самом деле убила отца.

– Мы теряем время, – холодно сказал я.

– Что вы имеете в виду? У вас тут что, кто-то спрятан за шторами? Полиция? Ну, говорите!

– Что за вздор! Перестаньте разыгрывать мелодраму. Откуда мне было знать, что вы явитесь?

– Но сейчас вы пойдете в полицию, так?

– Не знаю, куда я пойду, – честно ответил я. – Вы правы, моя задача – оправдать миссис Росс, но это не значит, что я хочу, чтобы ее место занял человек невиновный. Скажите мне только одно: вы согласны, что кто-то убил вашего отца?

– То был не я! – в голос вскричал он.

– Никто и не говорит, что вы. Однако…

– Если вы так не думаете, – перебил он меня, – почему такое значение придаете тому факту, что я, так уж случилось, оказался в ту ночь на отцовском пороге? Сказал же вам этот тип, Райт, что я не смог войти в дом.

Разговор зашел в тупик. В тот момент я не считал возможным открыть ему все карты. На деле я сводил воедино накопившиеся у меня факты: окурок в летнем домике Россов, револьвер в моем саду, иголку в подушке, открытое окно, из которого я едва не вывалился, забитую трубу водонагревателя – и ломал голову, как перечисление этих улик прозвучит в зале суда. Улики были, приходилось это признать, довольно неубедительные. Хотелось чего-то более весомого. Полицейские, несмотря на все их старания, не отследили ни оружия, которое пальнуло в моей комнате, ни его владельца. Как говорится, все окрестности прочистили зубной щеткой, все лицензии на ношение огнестрельного оружия проверили, расспросили всех и вся, но тщетно. И вот теперь, по всему судя, моя жизнь снова была в опасности.

– Знаете что, – с обидой сказал Росс, – я думаю, вы действуете на пару с этой отвратительной женщиной.

– С какой женщиной? – поразился я.

– Да ладно, не прикидывайтесь невинной овечкой. Хватит уже. Я говорю об Айрин Кобб.

– Айрин Кобб? Да я после смерти вашего отца и видел-то ее всего один-единственный раз!

– Вот как? Тогда я вас удивлю: она служит у миссис Джаджес.

– У миссис Джаджес?

– Ну я же сказал! Что вы все повторяете за мной, как попугай!

– Но у миссис Джаджес… Это смеху подобно. Что она там делает?

– Разве не слышали, как миссис Джаджес жалуется на новую горничную? Леди она или не леди?

– Ну?

– Вот она и есть Айрин Кобб.

Словно в свете вспышки мне вспомнилось: да, в самом деле, горничная «из благородных», работала в конторе, попала, по выражению миссис Джаджес, «в беду». Значит, вот это кто. Айрин Кобб. Устроилась туда, надо думать, чтобы присматривать за мной и Россом, но прежде всего, конечно, за мной.

Печальный случай, когда отвращение не сгладить ничем, даже жалостью. Айрин Кобб была безнадежно влюблена в Эдварда Росса, который на роль рыцаря Галахада годился не больше, чем она сама – на роль прекрасной дамы. Ее чувство к нему было нездоровым и всепоглощающим. В этом я был уверен. Она впала в ярость, когда до нее дошло, что я твердо намерен добиться оправдания вдовы Росса. А потом в моей памяти всплыло кое-что еще, видение фигуры в форменном платье и фартуке, выходящей из ванной между тем, как юный Росс покинул ее, и тем, как вошел я. Интересно, видел это еще кто-нибудь? Трудно сказать. И предположим, я перескажу эту историю в полиции, как она будет выглядеть в свете полученной информации?

«Вот черт!» – выругался я.

Хотя факт присутствия Айрин Кобб на Вэйн-стрит, разумеется, никак не доказывает, что Росс не имел отношения к тряпке, забившей трубу, он, тем не менее, привносит в трактовку происходившего там оттенок сомнения, который может оказаться существенным. Даже письма не будут иметь того значения, что прежде, а ведь именно на них основывал я свое обвинение в адрес Гарри Росса. Любой толковый присяжный, даже новичок вроде меня, укажет в его защиту, что комната его весь день не заперта, что дома он не сидит и что горничной, которая работает там с утра до вечера, нет ничего проще, чем зайти на минутку, вставить лист бумаги в каретку и… Мисс Кобб умеет обращаться с машинкой, разве она не служила секретаршей? О! Я только что зубами от злости не заскрипел!