Будни и праздники

Дмитрий пожал Малявке руку. Рука у того широкая, теплая. Манеры спокойные, уверенные. Глаза хитрющие-хитрющие, а над ними мохнатые, кустистые брови. Стоило Малявке на миг призадуматься, как брови тут же оживали, сходились у переносицы, придавая лицу грозное выражение.

Между тем Кайтанов заговорил, и в голосе его звучала спокойная ирония:

— Рассказывайте, как дела, Федор Лукьянович. Сколько опор поставили за эти дни?

Гигант замялся:

— Я, Борис Аркадьевич, прихворнул, решил отлежаться. Вот сегодня вышел.

— Понятно. Больничный есть?

— Толкую же, Борис Аркадьевич! Отлежаться решил. Больничный бы мне любой врач дал. Сразу на неделю. Я свой организм знаю. А чего мне неделю дурака валять дома? Думаю — отлежусь лучше пару деньков и — на трассу.

Кайтанов посмотрел на него сурово:

— Выходит, Федор Лукьянович, бросил ты бригаду?

— Там же мастер есть!

— Мастер! — Кайтанов едва не выругался, но сдержал себя. — Ладно. Вот тебе лист бумаги, сядь у Сумарокова и пиши объяснительную.

— Борис Аркадьевич! — воскликнул верзила, вкладывая в это восклицание недоумение и обиду честного человека, заподозренного во лжи. Брови его опять сошлись у переносицы, а кончик горбатого длинного носа задрожал.

— Торговаться не будем. Не на базаре. Напиши объяснительную и езжай с новым прорабом на трассу. Да смотри не вздумай в конце месяца поставить себе эти два дня в табель.

— Эх, нету все-таки справедливости… — сокрушенно выдохнул Малявка и тяжело протопал из кабинета.

— Лучший мой бригадир, — сказал Кайтанов Дмитрию, когда дверь за Малявкой закрылась. — Умеет людей в руках держать. Причем мягкой лапой. Авторитетный мужик. Только душа слишком широкая. Чуть ослабь контроль, так и норовит гульнуть. Ну, ничего, этот наверстает. Ты, кстати, дни поставь ему в табель полностью. Но себя сразу с ним твердо держи. Без церемоний.

— Не волнуйся, еще ни под чью дудку не плясал.

— Лады!

Кайтанов открыл сейф, достал из него пухлую синюю папку и бережно погладил ее ладонью.

— У меня такой порядок. Если кто провинился — особо не распекаю. Но обязательно заставляю написать объяснительную. — Он похлопал рукой по папке. — Считай весь участок здесь. Любого могу в любой момент по статье вышвырнуть. — Он поднял папку и посмотрел на нее с особым чувством. — Раза два уже покушались на нее, да не тут-то было… — На его лице появилась мечтательная улыбка. — А какие тут перлы есть! Прямо для «Крокодила»! Вот, послушай. Беру наугад. Так… «От сварщика Авторучкина». — Он посмотрел на Дмитрия и подмигнул:

«Я, сварщик, Авторучкин, Игнат. Вчера был выпившим потому. Что справлял день рождения. В чем и подписываюсь. Авторучкин. 15 мая».

Кайтанов усмехнулся:

— Думал, наверное, на простофилю напал. Тут же беру у него паспорт, день рождения — в октябре. Ах, так! Пиши еще одну объяснительную, почему солгал… А это… От слесаря Кошкодерова…

«Утром взял полбанки белого. Показалось мало. Добавил красного. После чего очнулся вечером в Сухом Парке. В чем и подписываюсь. Обязуюсь впредь так не поступать». Грамотно излагает, а? А вот от нашего богатыря Измогилова.

«Я пил утром чай из пиалы, в которой раньше была водка. Потому утром немножко пахло». Охотно верю. Ему и одной капли вполне достаточно…

Дверь открылась, на пороге стоял Малявка.

— Вот написал, — буркнул он.

— Давай до кучи.

Дмитрий поднялся из-за стола:

— Пойдемте, Федор Лукьянович.

Кайтанов бросил вслед:

— Раскручивайте там колесо. Женечку сразу же на ковер. Будем его увольнять. А ты, Дмитрий Денисович, приезжай, когда сочтешь нужным.

Со смешанным чувством выходил Дмитрий из кабинета. Ему и самому приходилось брать у подчиненных объяснительные, иногда с боем, иногда эти объяснительные решали судьбу человека. Но он всегда считал это сволочным занятием, и уж во всяком случае не гордился этим.

VIII

Дмитрий и Малявка вышли из ворот участка и направились к грузовой станции. Бригадир объяснил, что это совсем рядом. Справа тянулись сплошные заборы, слева — стволы Сухого Парка. Затем свернули. Далеко впереди показалась грузовая станция — с кранами, подъездными путями, штабелями грузов.

Малявка жалостливо повторял все то, что Дмитрий слышал в кабинете. Мол, всегда почему-то так получается — хочешь сделать как лучше, а оно вылезает тебе боком. Вот он решил отлежаться пару деньков дома чтобы, значит, быстрее выбраться на трассу. За два то дня все как рукой снимет. Ему бы сесть в опоровоз и тихонько поехать на трассу и все было бы отлично. А он решил как лучше — пришел на участок. А теперь Борис Аркадьевич на него косится. Как будто он, Малявка, старый линейщик, получил какую-то выгоду от этих двух дней! Нету все-таки справедливости! Но теперь — все! Шабаш! Вот пусть только чуть поднимется температура или заболит живот — сразу же пойдет в поликлинику и будет столько болеть, сколько положено. Все! Теперь он ученый!

Говоря так, Малявка свирепо сопел носом, искоса поглядывал на Дмитрия. Видя, однако, что новый прораб никак не реагирует на его жалобы, старый монтажный волк сменил тактику.

Еще раз шмыгнув носом, он заговорил совершенно иным тоном: