Распрощавшись с Милой, полковник заперся в кабинете и снова погрузился в размышления, перебирая в памяти события ушедшего лета с настырностью батюшки, получившего в руки четки из рук самого патриарха. Наградные, скажем так, четки. Ход мыслей полковника был примерно следующим. Во время короткой, но драматичной поездки в Крым, ненавистная Сергею Михайловичу четверка рэкетиров наделала много шуму, но зацепок, чтобы ухватить за жабры, оставила на удивление мало. Стрельба на трассе Воинка-Джанкой, с четырьмя покойниками в результате, была безо всяких сомнений устроена боевиками Атасова, только вот доказать это было нельзя. Крымские рэкетиры, посланные партнерами полковника, ухитрились умереть без свидетелей. Единственным очевидцем трагедии был колхозный комбайнер, перегонявший тяжелый «Дон»[55]
из одного села в другое. Ну так он в милицию не побежал и бежать в обозримом будущем не собирался. Жив остался, и на том спасибо. Ранение Армейца, как и последующее спасение замечательным сельским врачом, тоже не угодило в сводки. Тут доктор пошел на должностное преступление, но кто осудит, ведь он спас жизнь. А что есть инструкции против человеческой жизни. Была, правда погоня местных гаишников за изрешеченным желтым «Мерседесом» с до неузнаваемости заляпанными грязью номерными знаками, но и она завершилась вхолостую. Иномарке удалось уйти. Сельский житель, механизатор одного из колхозов, якобы ограбленный бандитами по дороге, сначала дал весьма четкие словесные портреты Атасова и Бандуры, но потом, крепко, видать, подумав, от своих слов отказался, утверждая, что мол, не грабил его никто, а только попросили немного бензину. И лиц толком не разглядел, зрение никудышнее, а на очки денег нету. «И вообще, я к ним не в претензии». Находившаяся с механизатором дочка, мать двух малолетних детей, так и вовсе как в рот воды набрала – «не видела, не слышала, не знаю». Я не я и хата не моя. Украинскому такая социальная близорукость, граничащая с гражданской безответственностью, была целиком понятна. Милиции только дай показания, и она укатит восвояси, а ты сиди на своем хуторе и ожидай, когда бандиты нагрянут, с благодарностями.Мысли о далекой и никогда в жизни не виденной дочери механизатора заставили Украинского подумать о своей, и он горько вздохнул. Если полковник милиции свою кровиночку не уберег, так чего ждать механизатору из глухого села, если за него возьмутся на совесть? Когда ни табельного ствола в кармане, ни группы захвата под рукой, а только степь, дворняга на цепи, да поля на многие километры вокруг.
В нашей стране жить страшно, – сказал как-то полковнику Игорешка. До больницы, в которой Светлане на тот момент сделали уже две сложнейшие операции и готовились к третьей, Украинский, скорее всего, посоветовал бы студенту попридержать язык. Но слова были сказаны ПОСЛЕ и Украинский угрюмо смолчал.
Страшно, – добавил хаератый компьютерщик, – потому что, в случае чего, обращаться за помощью некуда. И не к кому. Никто не поможет. Мы, как муравьи в лесу, копошимся себе, в то время, как каждый пьяный урод может развалить муравейник ногами. Безнаказанно. Ничем не рискуя.
Тебя послушать, так и на улицу выходить жутко, – не удержался Сергей Михайлович.
Не страшно, – возразил Игорь. – Но только потому, что лично я, например, никому не нужен. А понадоблюсь, на кого-то криво посмотрю, не на ту ногу наступлю или еще что-то подобное – и все. Нет меня.
Скажешь, тоже, – автоматически не согласился Украинский. – Где это ты видел, чтобы в лесу муравейники разоряли? Ну, в массовом, понимаешь, порядке?…
А вы представьте, сколько бы муравейников в лесу осталось, если б муравьи мед собирали?
Вернувшись к похождениям рэкетиров в Крыму, Сергей Михайлович решил, что из перепуганных на смерть колхозников свидетели выйдут никудышные, тем более, что Атасов на полуострове больше нигде не засвечивался, а «Мерседес» вообще без следа исчез. Как будто иномарку в лимане утопили.
Ладно, погуляй пока. – Украинский с неохотой отложил скоросшиватель. – Поглядим, что на твоего дружка имеется…
Если кто и наследил в Крыму, так это Андрей Бандура. Вынырнув в Ялте, он добрался до чемодана Ледового, упредив Милу Сергеевну. То, что Бандура спас ей жизнь, Украинскому было до лампочки. Спас там, не спас, мимоходом или случайно, а ответить придется. И за Вардюка с Любчиком, и за угон, и за разбой.