Будни Снежной бабы

Но поделится ли он с ней водою живою, вдохнет ли бесценный дар новой жизни в ее губы, в ее тело?

Он проводил ее в очередной раз, и, не колеблясь, она попросила его зайти. Он вскинул на нее серые спокойные глаза – намеков он не понимал, не умел расшифровывать и прямые взаимосвязи, если видел только часть их, а вторая оставалась в области чувств, предположений и эмоций.

– Подожди минутку, – попросила она, усадив его на стул, и вышла в свою спаленку. Там, в укоризненной темноте, расцвеченная только тенями кружев от занавесок, она старательно и медленно разделась, целиком, и протез груди спрятала глубоко в шкаф.

Когда она вышла обратно, он сидел за столом и по обыкновению копался в телефоне.

Ее присутствие ощутил кожей – этот холодный импульс напряжения.

Снежинка – женщина с холодными изгибами, с длинной талией и узкими бедрами, маленькими круглыми коленями. Синие узоры вен льются под кожей, словно реки снежной равнины.

Черный шелковистый треугольник внизу живота, вздрагивающий от волнения живот, опрокинутый блюдцем, выше – алая капелька соска, и алые Любавины губы, словно ягоды рябины, сладко-горькие на вкус. Он целовал их – знает.

Шрам, уходящий под мышку, словно бледный червь, присосавшийся к телу. Правая рука водяниста и припухла.

– Это причина моего развода, – сказала Любава просто. – Мужу я такой не понравилась. А тебе я нравлюсь?

Он встал. Сунул телефон в карман джинсов. Потом снова достал его и снова убрал.

В серых глазах смятение, словно шел-шел себе человек по знакомым улицам и вдруг оказался неведомо где.

– Люба, извини, – сказал он наконец, отвернулся и вышел.

Хлопнула в сенях дверь, потом еще одна – калитка, и вот уже свет фар метнулся по комнате и исчез.

Глава 11

С новым счастьем!

1

Лана считала, что Новый год они должны встретить в Австрии: покататься на лыжах, посетить спа в горах, насладиться сексом перед горящим камином, в шикарном доме с видом на горные пики. Она постоянно подкидывала то одну, то другую ссылку от турагенств.

Степан отмалчивался. После осенней поездки штат его фирмы сократился вдвое – ушли самые опытные работники и по совместительству – самые прозорливые. Они не стали ждать обещанной зарплаты «пару месяцев, пока решатся все проблемы», а просто ушли. При их расчете Степану пришлось залезть в собственный карман. В бухгалтерии началась неразбериха.

Новички работали плохо, их больше интересовало, действительно ли на фирме неладно, чем количество новых клиентов, жаждущих окон. Степан злился. Однажды затеял собрание и орал на работников, доказывая им, что все бы давно получали свою зарплату, если бы работали, а не заглядывали ежеминутно на свои счета.

После собрания пошла вторая волна увольнения «старожилов». С оставшимися он пообещал рассчитаться полностью к Новому году – за все три месяца задержки плюс премию!

Казалось, воодушевленные менеджеры кинутся искать новых клиентов и обновлять отношения со старыми, маркетологи запустят новую рекламную акцию, и все снова вернется в свой обычный ритм, но…

Но, во-первых, мало кто решался ставить окна в зимний сезон. Во-вторых, оказалось, что за время любовной горячки Степан упустил источник основного заработка фирмы – два крупных тендера, которыми обычно занимался сам, а на текучке фирма еле сводила концы с концами.

А во-вторых, было бы наивным полагать, что отец не узнал бы об этой ситуации. В штате Степы, в самой верхушке, был кто-то из папиных ставленников – их было строго-настрого запрещено увольнять без личного распоряжения Самуила Ивановича.

С телефоном Степа спрятался в ванной – подальше от Ланы, распевавшей в гостиной мантры. Сердце холодело и ныло. Пришла пора расплаты.

– Хочу приехать к тебе на Новый Год, – вместо приветствия сказал Самуил Иванович, – готовь хлеб-соль, пусть Любава приготовит рульку, как я люблю, а ты – на фирме порядок наведи, ручки-карандаши по стаканчикам расставь, проинспектирую.

Он говорил добродушно, но Степа чувствовал, как трубка буквально истекает ядом сарказма. На лбу выступил пот, руки тряслись, и Степы только и хватило на то, чтобы смирно ответить:

– Да, папа.

Некоторое время он сидел в темноте на бортике ванны, сложив руки на коленях и повесив голову.

Полное смятение уступило место холодному прозрению: в конце концов, это хоть и строгий, но отец! И его можно упросить помочь, покаяться, мол, дурак, запустил фирму… но молод, глуп, исправлюсь, ты еще будешь мной гордиться!

Самуил Иванович, да под Новый год, да под любимую рульку, да под умоляющим взглядом любимой невестки – разве не простит сына?

Конечно простит! И денег у него довольно, чтобы рассчитаться со всеми работниками, пока никто из них не додумался еще подать на Степу жалобу в трудовую инспекцию… Придется, правда, опять обмануть людей – деньги будут только после Нового Года, но где ждали три месяца, там подождут и четыре или пять – им же самим будет страшно уходить, чтобы не потерять такую сумму!