– Этот дом мой дед строил, – сказала Любава, – дедушка мой… – и вдруг зарыдала, словно на ее глазах горел не дом, а сам дед, прямо как на войне, прямо в танке, заживо.
2
Степан Комков собственной персоной, с наспех купленными цветами, в начале девятого утра первого января явился на улицу Федора Пряникова, надеясь выпить чаю с брошенной супругой и начать новое счастье в новом году, рассказав в деталях, как он выгнал коварную Светку Калмыкову, как ошибался, как извиняется и жить без Любавы не может.
Все это Степан сотню раз прокрутил в голове, и все до единой мысли растерял, увидев, что творится на улице имени Пряникова. Творилось вот что: стояла пожарная машина, суетились люди в спецодежде. Обугленные палки и колья торчали вокруг того, что было когда-то домом. Ледяная вода стояла быстро замерзающими лужами. Толпился пьяненький народ, любопытных вяло отгоняли два сонных полицейских, но те сразу же возвращались обратно.
Из машины скорой на Степана вдруг выскочило привидение его жены: в ночной рубашке, в гари и пепле, в чьих-то огромных сапогах на голые ноги. С обгоревшими волосами и красными руками. В бушлате, из карманов которого торчали кроличьи морды, и кролики же лезли из рукавов, а Любавин призрак то и дело запихивал их обратно.
– Люба, – потрясенно сказал Степан. – Люба, милая, поехали домой.
А она уткнулась в него лицом, обняла и завыла, словно раненая.
Глава 13
О кроликах и людях (Год спустя)
1
Вечером первого января Любава закрыла за собой дверь квартиры, замешкалась, чтобы проверить пакеты: все ли на месте?
Килограммы мандаринов – есть, конфеты и подарок – на месте, бутылка розового шампанского – имеется.
Нагрузившись пакетами, она спустилась вниз к ожидающему ее такси и назвала Розкин адрес.
Таксист в пути поглядывал на бледную, но очень интересную брюнетку в белой шубке, но заговаривать не стал. Видно – она заморожена, сердце – крепкий снежок, к такой в такси не подступишься.
Одна в ней странность: поигрывает резиновым мячиком, словно маленькая.
Любава не проронила ни слова, лишь поблагодарила, когда таксист помог ей выгрузить пакеты.
Розка отгородилась от мира высоченным забором, и под стать ему – воротами, словно заслонкой. Любава толкнула раз, еще раз, потом вспомнила про звонок – нажала кнопочку.
Чуть не всплакнулось – в бабушкином доме калиточка запиралась на простой крючок. Раз не открывается, нащупал крючок, откинул – и добро пожаловать… А тут звонки, которых даже не слышно.
Хлопнула где-то одна дверь, вторая.
Розка открыла воротину. На ней красовался пуховый платок, наброшенный прямо на домашнюю футболку, на ногах – тапки, на попе – спортивные штаны, советские, лыжные.
– Уютствуешь, – вздохнула Любава.
– Я и тебе приберегла домашнего, тепленького, – ответила Роза и забрала ее пакеты. – Халат! Махровый.
– Спасибо, я пижаму привезла.
Роза торжественно распахнула двери своего дома.
– Заходи!
– О, как пахнет! Это что – жареное мясо? С ананасами? Роза, боже, тут торт! И пирожки! Куда все это влезет? В нас?
– А у меня мужик в доме, – сказала Роза, разворачивая пакет. – Он всегда жрать горазд, и повкуснее, и побольше. О, конфетки! Сама съем, никому не отдам.
Любава размотала шарф, сбросила мутоновую шубку и с огромной радостью кинулась в атмосферу праздника и уюта. Роза топила дом жарко, елку установила огромную, под потолок, и та вся сверкала! Под елкой громоздились подарки, вокруг елки валялись фантики, коробки в обрывках лент и бантов, пледы.
Один из пледов зашевелился, и высунулась оттуда нога Розкиного «мужика». Любава эту ногу поймала и пощекотала. В ответ раздался хохот, и показалась лохматая голова.
– Привет, – сказала Любава. – А я тебе подарок привезла.
– Какой?
– Конструктор.
– Дай.
– Дам, если поздороваешься и скажешь, как тебя зовут.
Он очень старался, даже щеки надул.
– Вла-ди-мир! И драстьи.
– Не прошли зря занятия с логопедом, – отметила Роза, показавшаяся в арке с тарелкой горячего мяса. – Дорого, но толково.
– Молодец. – Любава погладила мальчишку по волосам, вручила коробку с конструктором, и он тут же занялся ей, торопливо распечатывая, будто боясь, что украдут.
– Весеня приедет? – спросила Любава, усаживаясь на диван под плед.
– Нет. У Аньки сыпь, у Ваньки понос, у Толика гастрит. Отметили праздничек.
– Рожать двоих сразу – это опрометчивый поступок, надо было разнести это мероприятие во времени.
– Зато раз отстрелялась и хватит. А тебе гости еще нужны? Вольник грозился заехать.
Любава схватила с тарелки кусочек мяса, подула и съела прямо так, с руки. У Розки можно было.
– А что Вольник хотел? Опять органы свои предлагает?
– Нет, с этим мы завязали. Ценнее, чем рука и сердце, органов у него не оказалось, так что на этом торги закончены.
Любава рассмеялась.
– А ты почему шампанское спрятала? – лукаво спросила она.
– Пить плоха, – заявил Владимир из-под елки. – У меня была бабиська, пила-пила и умерла.
Пришлось немного помолчать, а Вовка возился с конструктором дальше, как ни в чем не бывало.
– А есть повод, – сказала Любава. – Бокальчик мне можно? Обещаю – не умру.
– У врача была?