Буян

— Э! — крякнул Блок, как после доброй чарки. — Будто вы не знаете… Жандармская служба вне нашего ведения. Глупо, но факт! А против факта… гм… не попрешь. Вот и получается: жандармское управление само по себе, делает что-то или не делает — нам неведомо, а губернские власти вынуждены в одиночестве раздираться в борьбе с крамолой. Помощь от нашей самарской жандармерии ничтожна, агентов ее знают не то что революционеры, а каждый обыватель, будто у них на лбу написано. Вот мы и вынуждены прибегать к открытой силе, а надежных войск мало. Крестьянские же волнения с каждым днем растут, то и дело приходится выезжать на беспорядки. Особенно возбуждают деревню газетные отчеты о заседаниях Думы. Правительство там открыто осуждается, как уголовный преступник. И вообще местная печать разнуздана невообразимо. «Самарскую газету» захватили социал-демократы, «Самарский курьер» работает на эсеров. Свобода печати!.. Так что одними карательными мерами поддерживать в губернии порядок не так-то просто.

Кошко был согласен с Блоком. Конечно, в крайнем случае можно и штыками водворить в губернии мир, но то будет уже «римский мир», о котором еще древний историк Тацит писал: «Где римляне превратили край в пустыню, там, говорят, установили мир».

«Нет, я не пойду по пути римлян, — сказал себе Кошко. — Твердость, но и гибкость, хитрость, но и терпение одновременно. Мудр и дальновиден Петр Аркадьевич: революция изменчива, может принимать всякие формы и виды, и тогда государству недолго превратиться в пороховой погреб. Нет, одна сила как средство политической борьбы не годится. Иное дело — внутренняя реорганизация, аграрная реформа и именно такая, какую задумал министр внутренних дел. Дать возможность взыграть хищному эгоизму мужиков, и они перегрызутся, как дикие звери из-за куска падали. И войск никаких не потребуется для усмирения смуты».

Мысли Кошко прервал громкий и мелодичный звонок телефона. Блок снял трубку, послушал, быстро привстал с кресла, вскричал взволнованно: «Как? Когда?» Послушал еще, густо багровея, и резким движением руки бросил трубку на рычажки аппарата. Помолчал, грузно переступая с ноги на ногу, выпятив губы, хмуря брови и машинально перебирая на столе какие-то бумажки. Хмыкнул, сказал глухо:

— Вот, пожалуйста! Только что совершен террористический акт в жандармском управлении. Благодаренье богу, неудачный, — перекрестился размашисто Блок.

Дюжая грудь Кошко вздулась, он невольно задержал выдох, подумал: «Скучное начало. Но… жребий брошен» — и спросил деловито, не выказывая волнения:

— Преступник, надо полагать, схвачен?

— То-то и плохо, что нет. Вот и надейтесь на секретную полицию… Саму, того гляди, вознесут на небеса…

Спустя минут десять в кабинет вошел мрачный генерал и рассказал то, что сам услышал от других чинов полиции.

Не далее как полчаса тому назад в жандармском управлении на Саратовской улице неизвестно откуда появился какой-то молодой человек. В парадную он не входил, по крайней мере, дежурный его не видел. Должно быть, прошел как-то со двора. Затем, преодолев два марша лестницы на второй этаж, свернул в длинный коридор, в середине которого находится дверь в приемную канцелярию, открыл ее и, недолго думая, швырнул с порога белый пакет с дымящимся проводом. Пятеро жандармских унтеров, находившихся в помещении, оторопели от неожиданности. Смотрели выпученными глазами на шипящий пакет, а молодой человек тем временем затворил дверь и скрылся.

Адъютант начальника жандармов раньше всех понял, в чем дело. Он одним махом вскочил на подоконник, распахнул окно на улицу, чтобы выпрыгнуть, пока не раздался взрыв. Но тут один из унтеров пришел в себя, бросился к пакету, выдернул горящий шнур и швырнул в окно. Попал в стоящего на подоконнике адъютанта, а тот в страхе отправил его носком сапога дальше на улицу. Все проводили взглядом дымный след, охваченные одновременно и невыразимо сладостным облегчением и страшной слабостью. С искаженными лицами приблизились к свертку. В нем оказалась шашка динамита, по величине и по форме похожая на торец для деревянной мостовой, только двойной толщины. Взорвись эта штука, и от двухэтажного здания управления камня на камне бы не осталось.

Только теперь, опомнившись окончательно, жандармские чины бросились ловить преступника, но тот исчез бесследно. Только по ту сторону забора, отделяющего управление от соседней усадьбы, нашли брошенные фуражку и тужурку. Поразительная смелость террориста изумила даже видавшую всякое полицию. Но еще больше изумляло его таинственное исчезновение: точно сквозь землю провалился: был — и нет.

…А тем временем невидимка — Евдоким Шершнев, — перемахнув через высокую ограду и сбросив с себя ненужное платье, прошел свободно на соседнюю улицу, дал кругом три квартала и остановился в толпе зевак перед входом в жандармское управление, страшно расстроенный: овчинка выделки не стоила. Риск был смертельный, а результат — нулевой.

* * *