- Что-что? Тащить в медблок, там его осмотрят, а потом уже будем допрашивать. Давай, ты за руки, я за ноги. Или наоборот.
- Мне без разницы. И так и так противно.
Толя и Сергей взялись за конечности мужика и подняли того, нечаянно приложив при этом спиной о выступающий камень.
- Ну что, потащили?
- Потащили… - вздохнул Сергей и признался: - Если честно, то я и не думал, что снова придется возвращаться к ментовским функциям.
- Ну, где толпа людей, там будет и нарушение закона. Нас же именно поэтому пригласили в этот гарнизон. Так что тащи, Серега, и не скули. Тяжелый блин какой, гад! А с виду и не скажешь…
В медблоке несказанно удивились такому пациенту. Что сказать, но из-за случившегося конца света, повседневные проблемы как-то позабылись и вновь возвращаться к старому пониманию, что помимо нормальных людей, есть еще и опустившиеся на самое социальное дно личности, типа алкашей, наркоманов и бомжей, было странно.
- И что мне с ним делать? – вздернула брови дежурная медсестра, презрительно поглядывая на тело, неудачно пытающееся подняться на подкашивающиеся ноги. – Зачем вы его сюда принесли?
- А куда нам его нести? – удивился Сергей. – Он избит, его осмотреть нужно на предмет травм и переломов.
- Да там единственная травма – в голове, - фыркнула медсестра, морща нос. – Вы что, не чувствуете, что он после перепоя?
- А что, человек на подпитии уже и человеком не считается? – возмутился Толя, отряхивая руки, словно и не он еще совсем недавно бурчал про необходимость таскать бомжей. – Может, он вчера Пасху перепраздновал. Не рассчитал сил.
- Ой да ладно вам… будете мне тут морали читать. Как старушек, что семечками торгуют, трясти или бомжей гонять, так это нормально, а как мне лекции по человеколюбию читать – так прям д’Артаньяны кругом на белых кобылах. Так что не надо меня тут лечить! Это - моя работа. Давайте, грузите его на кушетку… Отмывать ее еще потом от всяких алканавтов. Перестреляли бы их как наркоманов этих – и проблем бы не было… - продолжала бурчать себе под нос медсестра, но все же оттирая кровь с лица дядьки тряпочкой, смоченной в воде.
Конечно, о находке парни тут же сообщили дежурному по гарнизону. Тот внес данные, что удалось узнать у побитого мужика в общую тетрадь и приказал продолжать поиски детей. Конечно, сейчас еще не была так четко налажена работа милиции как это было до всей этой катавасии. Хотя и тогда о четкости работы правоохранительных органов можно было только мечтать, чего уж сейчас говорить! Но полковник Смирнов имел далеко идущие планы. Перво-наперво было оборудовано что-то типа камеры предварительного заключения. Законы-то сейчас были построже, чем раньше: «вышка» как крайняя мера была введена незамедлительно и уже даже пару раз применялась, но все же сигать из крайности в крайность тоже не хотелось и новый Уголовный и Административный кодекс был в разработке. Ежедневно патрулировать весь гарнизон не было смысла – вооруженных военных было достаточное количество, чтобы в случае чего пресечь правонарушение, так что функция патрульно-постовой службы была практически упразднена за ненадобностью. К тому же военные патрули неустанно обходили территорию и днем, и ночью во избежание возможных нелицеприятных столкновений с зомби. Конечно, сейчас, когда людям уже были понятны основные пути заражения, но не причины невозможности после смерти почить с миром, в лагере стало спокойнее. Всех спасенных тщательно осматривали на предмет укусов или царапин, оставленных беспокойниками, но все же помещали в суточный карантин. Потому как стало известно так же то, что инфицироваться неизвестным вирусом можно так же через попадание трупного материала на слизистую оболочку рта или глаз. Именно поэтому лихачи, которые театрально простреливали головы мертвякам, не следя, в какие стороны летит та мешанина гнилых мозгов, в первые дни очень часто заражались и погибали. Даже элементарная капля крови мертвяка, попавшая в глаз означала неминуемую гибель человека, с которым так жестоко пошутила судьба.
Катя стояла под горячими струями воды, обволакивающими ее уставшее тело, и получала от этого неописуемое удовольствие, которое может сравниться только с первым поцелуем, пережитом в пору беззаботной и ветреной юности. И как в те не очень далекие годы, когда не особо задумываешься о дне завтрашнем, девушка старалась жить настоящим, так как абсолютно не могла предположить, что день завтрашний ей принесет. И наступит ли он для нее вообще. Не в том была она положении, чтобы надеяться на что-то лучшее.