Читаем Буковски. Меньше, чем ничто полностью

По возвращении домой Генри Чарльз и Линда приобрели дом в Сан-Педро – материальное положение бывшего неудачника отныне это вполне позволяло (дом обошелся им в 80 тысяч долларов; наверное, в тот момент папаша Генри-старший гордился сыном из своего ада). Это был просторный дом с садом – и с портретом Мехера Бабы в ванной комнате. Наверное, для вдохновения. Люди вокруг жили очень приличные, и к новым соседям – несмотря на их странности – они отнеслись гостеприимно. Буковски поминал их добрым словом и вспоминал, что, даже когда он в голом виде, размахивая членом и кулаками, гонялся за Линдой по саду с криками «Ах ты блядь такая! Сейчас я прибью тебя!», вежливые соседи и не думали вызывать полицию.

* * *

Видимо, у американского писателя такая профессиональная карма: рано или поздно столкнуться с киноиндустрией. При жизни у Буковски было несколько таких встреч, более или менее разочаровывающих. В 1981 году по его рассказам был снят фильм «История обыкновенного безумия», режиссером выступил знаменитый итальянский бунтарь Марко Ферери. Через 6 лет был снят другой фильм, о съемках которого Буковски рассказывает в своем предпоследнем романе «Голливуд».

В 1987 году франкоязычный режиссер Барбе Шрёдер смог, через немалые тернии, осуществить свою давнюю интенцию и поставить фильм о Буковски. Результатом и оказался известный фильм «Пьянь» с Микки Рурком, тогда популярным и молодым, и Фэй Данауэй, не молодой уже, но всё-таки очаровательной. Важнее тут, впрочем, не звезды, а то, что сам Буковски написал к фильму сценарий, и это давало надежду, что произведение выйдет если не свежим, то во всяком случае аутентичным. Но вышло немного иначе.

Наверное, и по сей день у этого фильма есть много фанатов, и сам я когда-то был в их числе, однако теперь он кажется мне скорее неудачным. При этом к сценарию, в общем и целом, претензий нет, ведь он выстроен на тех же самых сюжетах, что и романы с рассказами, и в этом отношении фильм представляет собой повторение пройденного, переложенное для массовой аудитории. Но кроме сценария есть еще неподвижная, довольно неловкая съемка, будто большой оператор так и не понял, что ему делать с таким неотесанным материалом. Есть тут толпа настоящих – к слову об аутентичности – бичей и им сочувствующих, которая перед камерой вдруг теряет живой магнетизм и начинает нелепо выделываться, как важный бабуин перед посетителями провинциального зоопарка. Есть Микки Рурк, удивительно карикатурный и в худшем смысле этого термина театральный, такой, будто для него уже наступили двухтысячные, – эти ужимки и подростковая беспокойная резкость рисуют персонажа, в корне отличного от литературного, подчеркнуто холодного Генри Чинаски. Что до Фэй Данауэй, то она как раз выглядит убедительно, особенно на фоне дерганого главного героя (тем более удивительно, что самому Буковски Фэй не понравилась, а Рурка он оценил подозрительно высоко – спишем это на пароксизм ностальгии).

Тематически фильм балансирует между балаганом и исповедью, последняя нам интереснее и важнее. То тут, то там проявляется то сокровенное, что было важнее всего для Буковски-художника: чувство отсутствия, умаление своего оголенного и несчастного Я. «Кто ты такой?» – спрашивает у Генри богачка-издательница. «Не знаю, кто я», – отвечает Чинаски. При приеме на работу секретарша зачитывает его резюме: «Родителей нет, религии нет, образования нет… Хорошо, что здесь не спрашивают про пол…» – «А может и его нет, но на всякий случай напишите, что мужской». В разговоре с барменом Джимом Генри жалуется: «Ну почему всегда обязательно быть кем-то? Вот я хочу думать только о том, кем я не хочу быть…»

Чувство отсутствия – чем хуже, тем лучше – пленяет героя и в какой-то мере окрыляет его, по крайней мере мотивирует: «Я похож на протекшую раковину, и я чувствую эйфорию…» Он не любит называться собственным именем (а ведь и оно – псевдоним), он любит выдумывать себе разные имена, то совершенно вымышленные, то аллюзивные – к примеру, Билл Блейк. Той же богатой издательнице он говорит: «Любой может не пить, а вот быть пьянью – для этого нужен особый талант, для этого нужна дерзость…» Она иронически спрашивает: «Кем вы хотите стать, когда повзрослеете?» Он отвечает вполне предсказуемо: «Я не хочу быть никем…» Перед нами пьяная и пустующая оболочка, блуждающая по жестокому грязному городу в поисках… нет, не полноты, а напротив – еще большего опустошения!

Перейти на страницу:

Похожие книги

История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции
История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Во второй половине ХХ века русская литература шла своим драматическим путём, преодолевая жесткий идеологический контроль цензуры и партийных структур. В 1953 году писательские организации начали подготовку ко II съезду Союза писателей СССР, в газетах и журналах публиковались установочные статьи о социалистическом реализме, о положительном герое, о роли писателей в строительстве нового процветающего общества. Накануне съезда М. Шолохов представил 126 страниц романа «Поднятая целина» Д. Шепилову, который счёл, что «главы густо насыщены натуралистическими сценами и даже явно эротическими моментами», и сообщил об этом Хрущёву. Отправив главы на доработку, два партийных чиновника по-своему решили творческий вопрос. II съезд советских писателей (1954) проходил под строгим контролем сотрудников ЦК КПСС, лишь однажды прозвучала яркая речь М.А. Шолохова. По указанию высших ревнителей чистоты идеологии с критикой М. Шолохова выступил Ф. Гладков, вслед за ним – прозападные либералы. В тот период бушевала полемика вокруг романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», В. Дудинцева «Не хлебом единым», произведений А. Солженицына, развернулись дискуссии между журналами «Новый мир» и «Октябрь», а затем между журналами «Молодая гвардия» и «Новый мир». Итогом стала добровольная отставка Л. Соболева, председателя Союза писателей России, написавшего в президиум ЦК КПСС о том, что он не в силах победить антирусскую группу писателей: «Эта возня живо напоминает давние рапповские времена, когда искусство «организовать собрание», «подготовить выборы», «провести резолюцию» было доведено до совершенства, включительно до тщательного распределения ролей: кому, когда, где и о чём именно говорить. Противопоставить современным мастерам закулисной борьбы мы ничего не можем. У нас нет ни опыта, ни испытанных ораторов, и войско наше рассеяно по всему простору России, его не соберешь ни в Переделкине, ни в Малеевке для разработки «сценария» съезда, плановой таблицы и раздачи заданий» (Источник. 1998. № 3. С. 104). А со страниц журналов и книг к читателям приходили прекрасные произведения русских писателей, таких как Михаил Шолохов, Анна Ахматова, Борис Пастернак (сборники стихов), Александр Твардовский, Евгений Носов, Константин Воробьёв, Василий Белов, Виктор Астафьев, Аркадий Савеличев, Владимир Личутин, Николай Рубцов, Николай Тряпкин, Владимир Соколов, Юрий Кузнецов…Издание включает обзоры литературы нескольких десятилетий, литературные портреты.

Виктор Васильевич Петелин

Культурология / История / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука