Больные шли сами. Именно шли, потому что транспорт не работал. Иногда их на остатках бензина привозили родственники. Часть пациентов, которая была в состоянии самостоятельно перемещаться, на следующий же день расползалась по домам, спеша покинуть это хмурое, холодное здание, стоящее на самом краю города. Другая часть – та, которая просто физически была не в состоянии этого сделать, лежала по палатам и лечилась водой, привезённой родственниками в канистрах из соседней республики.
Однако, средства массовой информации с завидной регулярностью жизнерадостно вещали – «Это временные трудности переходного периода! Зато в недалёком будущем будут сытость и благодать!.. Только «прекрасное далёко» почему-то не спешило осчастливить своим присутствием республику, а люди… Что «люди»?! Как любил в своё время, ухмыляясь в усы, говаривать Великой Вождь всех времён и народов» Лес рубят – щепки летят!».
Давно перестали клеить на толстые столбы анонсы театрального сезона, и обрывки серой бумаги бессильно бились на ветру, как сломанные мокрые крылья. Улицы опустели и сузились. Рыжие платановые листья больше никто не убирал. Их становилось всё больше и больше, и вскоре они полностью засыпали скамейки в парках, тихо похоронив их под собой…
Его прямо на улице около подземки подобрала какая-то добрая душа, и, выгрузив у дверей приёмного покоя, бесследно исчезла. Как пишут в бездушных дежурных протоколах – мужчина, лет шестидесяти; среднего роста, правильного телосложения, без внешних травм и признаков алкогольного опьянения. Зрачок на свет не реагирует…
За праздничным столом в ординаторской от звука внутреннего телефона прервалась вялотекущая, негромкая беседа.
– Опа! Кто-то решил к нам пожаловать! – Голунов лениво кивнул в сторону аппарата, – пусть идут, только со своей, а то достали уже на халяву!
– Да, ладно, Саша, – недавно прибывший на дежурство толстый, пожилой хирург пожал плечами, – не вредничай. Ты чем старше, тем жадней становишься. Пусть поднимутся, посидят с нами, поговорят. Может что-то интересное расскажут.
– Да, теперь точно расскажут! – Голунов нервно передёрнул плечами, – уж столько наговорили, а я наслушался, на пять жизней хватит!
– Ванечка, ответь-ка ты, посмотрим кто там? Не обращая внимание на бурчание Голунова, толстяк повернулся к анестезиологу Ванечке.
Ванечка, похожий на кузнечика из атласа по биологии, задумчиво дожёвывая веточку джонджоли, поднёс трубку к уху. Ему совершенно не пришлось настраивать струны голоса на ответственный и убедительный тон. Шутник и балагур, он жил в ординаторской уже третьи сутки. Засыпая и вновь просыпаясь за столом на одном и том же стуле, иногда наблюдал смену лиц вокруг себя, иногда некоторое поредение рядов. Но, это его не смущало; всё равно никто никуда не спешит, а стало быть, снова все вместе соберутся. Его стадия опьянения плавно перетекла из истерично-весёлой в тоскливо-философскую. Он больше не вступал в общие беседы, не поднимал тостов, а всё пытался вывести для себя формулу правды, до которой, казалось, рукой подать. Это было очень мучительно. Ванечка поминутно мотал головой и нервно сопел. Зато он считал, что формула в один миг поможет ему вывести периодический закон развития человечества, который ляжет на бумагу, как знаменитая таблица элементов Менделеева, в пересчёте на вехи истории.
– Алло! – Ванечкин голос звучал идеально трезво.
– Это кто? – Невоспитанная трубка начала с вопроса.
– Агния Барто! Дежурный анестезиолог! – Ванечка даже не улыбнулся.
«Дежурный анестезиолог!» – Как это глупо звучит в стенах больницы, где операционный блок полгода как заколочен!
– Уй, Ванечка, генацвале! (дорогой), с праздником! Это Тамара из приёмного покоя беспокоит. Нам кого-то привезли и оставили. Нет, нет… Нет, батоно (господин) Ванечка, не скорая, нет… не родственники… Ну, конечно», конечно, я бы сказала… Нет, сказал, прямо на улице нашёл, около подземного перехода. Да… да… оставил у нас и уехал… Не знаю… Ничего не знаю, он без сознания. Да, пульс очень, очень слабый, но пока есть… Ванечка, шен шемогевле (очень тебя прошу)! Пожалуйста… Да… Да… Ждём внизу…
Ванечка повесил трубку и тяжёлым взглядом обвёл ординаторскую
– Что вы меня рассматриваете? У меня что, рог вырос? Не мог вырасти, я пока не женат, – он криво хмыкнул, – слышали все? Просят вниз терапевта, или кардиолога. Добровольцы есть? – Ванечка криво усмехнулся, – что нет? Так не бывает! Ну, хорошо, я тоже пойду. Кто со мной? Всё равно идти надо – на войне как на войне! Давай, Вадим, хоть ты вставай! Пошли, спустимся вместе
Вадим медленно стянул с носа очки, от чего глаза стали казаться меньше, а нос длиннее
– Я-то спущусь, – с расстановкой произнёс он, – а толку? Даже анализ крови не сможем ему сделать. Про рентген и кардиограмму даже не заикаюсь.
– Ну, так маши чёрным флагом и вези его в морг! – Голунов, как всегда, изощрялся в мрачном остроумии.
– Ладно, – Вадим плеснул себе на посошок, – пошли, Ванюша.
Без Вадима пропустили только рюмки три.