Булочка (СИ)

Я тоже была ему благодарна тогда, но по-другому. Л вызывал во мне подобные ответные чувства, потому что он являлся моей своеобразной нитью к человечности. Это трудно объяснить, легче просто принять его значимость. У нас были очень странные и пугающие будущим отношения, но само их присутствие радовало.

В конце сентября я начала лить первые слезы, понимая, что очень не хочу его отпускать. Это пугало и отвращало. Дела приобретали всё более скверный оборот, когда иногда казалось, что данные опасения присущи только мне. Ко всему прочему добавилось самое страшное — во мне проснулась баба. Стало намного труднее различать, где я ощущаю ложь и интуицией чую подвох, а где — себя просто накручиваю и страдаю… ерундой.

Помимо этого я стала слишком чувствительна ко всяким милостям и уступкам. Он как-то позвонил, когда я была у подруги Ани (моей азиаточки). Мы долго разговаривали по телефону; я почему-то тогда сильно распылилась, начала буянить и впервые кинула трубку. В тот момент я думала, что всё: мы поссорились надолго, и я смогу перезвонить только через пару дней; я была уверена, что от него больше звонка можно не ждать (индюк — он и есть индюк). Но какого же было мое удивление, когда в скором времени мой телефон завибрировал, и мне любя высказали, какая я идиотка. Он специально ушел от друзей, с которыми был, и сам позвонил. Эта мелочь, казалось бы, настолько растопила мое сердце, что всю ночь я умилялась. Мы долго разговаривали, от чего не могли с Аней выйти, пройтись гоп-стопом по району (по телефону я была вся такая миленькая, в то время как сама сидела в падике на кортонах и ковыряла ножом бетон), но стоило ей взять трубку поговорить, как вопрос был снят.

Нас стали связывать какие-то невидимые нити. Слишком много мыслей приходило одновременно, что было и весело, и стремно. Так, к примеру, я выходила на улицу и мысленно просила его позвонить (неужели вы так никогда не делали?) — и тут он вдруг действительно звонил, несмотря на то, что гулял с друзьями и был занят. Он и сам не понимал, почему внезапно набирал мой номер, просто вдруг приходило в голову мое имя и появлялось желание услышать голос. Магия.

Мы любили говорить обо всем. О чувствах, о настоящем, о прошлом и будущем. И, главное, о нас. Мы не являлись парнем и девушкой. Мы были друзьями-не-друзьями. И к концу месяца мы наконец определились: я была для него маленьким родным другом с оговоркой. Оговорка — это… близость, какой обычно нет между друзьями, которая вступала в силу при встрече. Меня все устраивало: я считала, что все складывается хорошо, несмотря на факты его предательства и лжи.

— Ты слишком много значишь для меня, я боюсь тебя разочаровать, и это безумно раздражает. Я не привык себя так чувствовать. Мне хочется наступить себе на горло, потому что я до сих пор надеюсь, что ты все еще только моя. Я сволочь, конечно, знаю. Но я хочу, чтобы все наши желания сбылись.

Потом я поняла, что он также во всем сомневался, как и я. Стала понимать, что главное не давать ему повод пуститься в тяжкие размышления обо мне. Я старалась. Он сильно беспокоился за меня. Всячески противился своим чувством и эмоциям — это была изначально его главная проблема, но постепенно до него стало доходить, что сопротивляться бесполезно, и в конце концов он вторично сдался на растерзание Амуру.

Все его друзья во мне души не чаяли и вечно орали ему, чтобы он мчался в мой город. Периодически эти самые друзья, которые после пары историй о Булочке уже хотели жениться на мне, промывали Л мозги, после чего он всегда становился таким милым и волшебным, что я просто не могла не тянуться к нему в ответ. Он стал осознавать, что я должна быть рядом (тут должна быть моя ликующая рожа). Начал переоценивать все и признавать свои ошибки. Но его главным страхом оставалось то, что я когда-нибудь буду кому-то доверять больше, чем ему, и любить кого-то сильнее, чем его. Как я не пыталась его успокоить и заглушить его опасения, этот страх оставался до конца. Маразматичкой меня называл он, а сам даже не замечал, что угряз в сомнениях похлеще меня.

10 октября он пообещал, что исполнит мою сказку.

«Я бы хотел быть рядом, и тогда никакие ублюдки не смели бы тебя тронуть, и я мог бы прикрыть тебя своим черным крылом, чтобы на тебя не попали капли их крови», — одна из самых романтичных фраз, которые мне когда-либо говорили.

Постепенно мы стали разговаривать не только по ночам, но и по утрам. Он звонил часов в пять, и мы говорили по два с половиной часа. Эта цифра все росла и росла. Были дни, когда мы говорили почти через каждые три часа. Я засыпала — мы говорили, я просыпалась в рань, потому что он звонил, я засыпала снова — он делал свои утренние дела и вновь меня будил, говорил много-много ласковых слов, я возвращалась домой от подруги — он снова радовал меня своим звонком и так далее.