Булочка (СИ)

Как только мы разошлись по гудящим от возбуждения первой дискотеки этажам и мозг включил функцию «запоминать, что, блин, происходит», меня ждало объяснение с Алей. Быстро слухи разносятся по санаторию, особенно, касаемые видных персон. Сказать, что я чувствовала себя изменником — ничего не сказать. Когда я вернулась, Аля уже плакала на плече у соседок по комнате; все были в курсе дела. Изначально меня не хотели к ней подпускать, из-за чего неловкость положения и рыдание за дверью только возрастали, но в скором времени она вышла сама. Коридор, в котором мы встретились, мгновенно опустел: все спрятались в свои комнаты, давая нам первые минут пять свободу эмоциям. Я опять не знала, как мне быть и что в данной ситуации нужно говорить. Я была эмоциональным предателем. Как только я увидела ее заплаканное лицо, я это осознала еще явственней. Аля была слишком чиста, чтобы грустить. Таких людей больше нет в двадцать первом веке, и мне было жаль, что я заставила такого честного и прекрасного человека плакать. Добивало то, что она не винила меня, как бы сделала любая другая девушка, чья подруга сблизилась бы с ее безмерной любовью, не была на меня зла и, напротив, утешала и абсолютно искреннее желала счастья. Это повергло меня в такое оцепенение, что я вновь потеряла дар речи, который и без того отсутствовал. Я ждала криков, обвинений, я была готова выслушать и принять любые ужасные слова в мою сторону, склонить голову, но никак не полностью противоположные эмоции и действия. «Но ты же моя подруга, я не хочу терять с тобой дружбу», — сквозь слезы говорила Аля. Боги, какая же я плохая подруга тогда! Она говорила от всей души и о том, как ей больно, что второй раз ее сердце разбивается вдребезги и все рвется внутри, но ни в одной фразе ее мучений она не обвинила меня. Ни одного злого слова. Мы примирительно обнимались; я просила прощения, она утирала слезы, а мимо нас, не в силах больше оставаться в своих комнатах, бродили девочки и с интересом наблюдали за происходящим.

Аля — воплощение самопожертвования. Я была поражена ею, ее выдержкой, силой и честностью до глубины всей своей натуры. Мне должно было быть очень стыдно. Но гораздо хуже мне потом становилось оттого, что вины я не чувствовала.

На следующий день я дала Л очевидное «да», и вечернее кино было невозможно посмотреть из-за его уроков по поцелуям. Я призналась, что опыта в поцелуях у меня прям грандиозного не было; мне ответили, что это заметно. Я надулась от такой наглости, но с радостью осознала, что именно этой вот прямолинейной манеры мне не хватало. Разбавляя происходящее подколами про помидоры (индюк), меня начали учить целоваться. Не скажу, что поцелуи в эти первые дни были супер классными. Они были мокрыми и надоедающими. Как после выяснилось, так считали мы оба, но никто не хотел признаться. Знали бы мы, как будем потом с этого хохотать.

Дни полетели.

Был день, который вошел в историю наших отношений как очень значимый. В этот день я его обосрала с ног до головы и тем самым по сути начала влюблять (л-логика). Мы сидели на третьем этаже на любимом диванчике и болтали о характерах, о том, кто мы вообще такие, что будет дальше и каково будущее. Я упомянула, что неплохо знаю психологию и людей, на что получила от него банальный вызов «ну, попробуй, расскажи обо мне». Я и рассказала, как с самого начала видела, что он редкостный избалованный эгоцентричный засранец, которому нужно, чтобы все принадлежало ему, и было только так, как он хочет. Я говорила и говорила — он становился все тише и тише. Я упомянула, что ничего хорошего не сказала? Л был удивлен, так как я прямо носом тыкала его в его же недостатки и без приукрашивания сказала, что думаю. Это было весело, ведь до этого так осмелился все ему выложить вроде бы только один человек. Я прямолинейна, имею свои взгляды на мир. И если спрашиваешь — будь готов к честному ответу. Его подкупило то, что я не витала в облаках, замечая в нем только положительные качества, видела его теневую сторону, которую люди не особо любят в себе, воспринимая как недостатки, и спокойно относилась к ним. Я его приняла таким, каким он был, и понимала его сущность лучше, чем другие. Тогда я не думала, что это так повлияет на наше дальнейшее общение, даже напротив считала, что это его оттолкнет, но не тут-то было. Зацепила я его гордые струнки, напомнила индюку, что он всего лишь индюк (даже представить не можете, какой это был кайф), и дала толчок для любопытства.

Я не была тогда в него влюблена, и он даже мне не нравился. Заинтересованность. Я всячески подавляла всякую симпатию и ни в коем случае не собиралась что-либо нежное к нему испытывать, так как это был санаторий и все чувства здесь превратились бы потом в боль. Мне было просто любопытно. Л был первым, кто так бесцеремонно ворвался в мой круг и заставил меня подчиниться. Да, я была очень заинтересована и изумлена: как ему это удалось, как он смог так быстро подобраться, кто он? Наверное, именно любопытство нас и влюбило.