Бумажные крылья

В лаборатории ничего не изменилось: те же свитки и шкатулки на столе, развешанные в простенке экспонаты из Гнилого Мешка вперемешку с оружием, полные книг шкафы. Только посреди комнаты, над опаловым озером, сияет пойманное солнце – слепит, заставляет жмуриться. Вокруг него вьются цветные струи, не то лаская, не то пытаясь утянуть в глубину.

Сморгнув видение вместе со злой слезой, Шу взглянула не на мага, а на человека: беспомощен, распят между столбов, ранен, но спина напряжена, весь натянут – дотронься, и зазвенит. Дотронуться… слизать засохшую кровь с раны на боку, провести руками по плечам. Прижаться, чтобы стало тепло. Чтобы он расслабился и застонал…

Прекрати. Сейчас же!

«Нож!» – позвала мысленно.

Поймав слетевшее со стены оружие, Шу подошла к пленнику. Отвела влажные пряди – он замер, не дыша, когда ее пальцы коснулись шеи – и вспорола рубашку. Рука дрогнула: острие оцарапало спину. Он дернулся и напрягся еще сильнее. Мускулы взбугрились, словно он пытался порвать цепи.

Еще два взмаха, и Шу отбросила негодные тряпки. Провела ладонями вдоль рук и ребер – только не коснуться! Злые боги, только не коснуться… – исцелила порезы и кровоподтеки.

Тигренок коротко вздохнул и снова замер.

Шагнула назад, сглотнула горький ком в горле, кинула нож обратно – лезвие просвистело в ладони от его уха, но он не шевельнулся. Обошла круг, прислушиваясь… но лишь скулил за окном ветер, стучался в стекло дождь да трещало пламя в камине.

Тигренок молчал. Спутанные волосы прятали лицо. На обнаженной груди блестел серебряный круг – раньше его не было. Огненные блики играли прядями, дразнили: дотронься!

«Ну же, посмотри на меня! Скажи – здравствуй, Шуалейда! Скажи – хоть что-нибудь!.. Пожалуйста…»

Проглотив крик вместе со слезами, она закусила губу и успокоила рвущиеся в буран потоки магии. Обернулась ими, как коконом: спрятать страх, спрятать надежду и боль. Ни к чему сейчас… и потом тоже ни к чему.

Осторожно приподняла его голову за подбородок.

Закушенная губа, расширенные зрачки, и демоны пляшут в синих омутах… упрямство, злость, презрение…

Проклятье!

Хлесткий звон выдернул Шу из зеркальных омутов ярости: ладонь горела, на щеке Тигренка алело пятно. Буран распирал изнутри, выл: крови! Мести!

– Ты посмел! – Пощечина. – Оставить! – Еще пощечина: его голова моталась из стороны в сторону, нижняя губа треснула. – Меня!

В ответ он глянул на нее: прямо, глаза в глаза. Яростное пламя метнулось к Шу, обожгло, отбросило.

– Зачем? Разве я обижала тебя? – горечь душила ее. – Как ты посмел сбежать?! Ты предал меня!

Убить! Сейчас же! Бить, пока не погаснет боль, пока не признает: да, предал! Но – пощади!.. Шу устремилась к нему, сжала слетевшую в руку плеть. Замахнулась – и налетела на стену. На хриплый, словно шершавые слова раздирают горло, шепот:

– Предал? Разве может предать раб, бессловесная тварь?

– Неправда!

– Не ты сделала меня домашней зверушкой? Надела ошейник?

– Ты мог снять его когда угодно! И ты знал это!

– Откуда? Разве ты говорила со мной? Ты хоть знаешь мое имя?

– Имя? Я купила тебя с виселицы!

– О, да. За десяток золотых. Ваше высочество удивительно щедры!

Шу отвернулась: не видеть, не слышать. Слишком горька правда. Раб? Она с самого начала знала, что это ложь. Не было ни раба, ни Тигренка. Лишь сумасшедшая мечта и страх: узнать, кто он – и потерять. Но хватит. Чего теперь бояться? Вот он, перед ней. Уже потерян. Беззащитный пленник?.. Светлый шер?.. Любовник, имени которого не знаешь? Спроси, наконец!

– Как тебя зовут? – тихо, не поднимая глаз.

– Зачем тебе имя мертвеца? Ты играла с Тигренком, не спрашивая имени, так зачем сейчас?

Тонкая пленка смирения и благоразумия снова лопнула:

– Затем, что я так хочу!

– Хочешь, ну да, – усмехнулся он горячо и горько.

– Соскучился по плетке?

– Твой единственный довод.

Приблизившись, Шу провела рукой по тяжело вздымающейся груди. Тигренок молчал, только буравил её взглядом. Быстрые, сильные толчки сердца под ладонью отдавались волнами желания: прижаться, дотянуться до рта…

Шис! Почему нет?

Она стерла кровь с треснувшей губы – обветренной, сладкой. В животе задрожало, голодно и жадно: возьми немедленно! Чего ждешь? Он твой, весь!

«Мой?» – она вгляделась в любимые глаза, провела по щеке.

– Как твое имя? – шепнула, потянулась к нему…

– Себастьяно, – процедил он и отшатнулся, насколько позволила цепь.

Лед. Острым льдом рассыпалась нечаянная надежда. Просто показалось… С чего она взяла, что его жар и страсть были настоящими? Золотой шер всего лишь хотел жить.

Шу отступила. Осторожно, чтоб осколки не разлетелись, не изрезали непрочную оболочку слез.

– Себастьяно… – повторила она холодно. – С чего ты взял, что от меня можно сбежать?

– Зачем я тебе? – сипло, чуть слышно. – Ты не наигралась?

– Нет, я не…

– Ты не отпускала меня? Конечно! Твои желания. Твое имущество, – он шептал сбивчиво и горько. – Мне было что терять? Сколько мне еще оставалось? Одна ночь?