Бумажный лебедь

Вечером Дамиан разжег на пляже небольшой костер и сварил в котелке крабов. Мы ели их с топленым маслом, от которого лоснились подбородки. Дамиан готовил гораздо лучше меня и задал бы всем жару на шоу «Последний герой». Впрочем, главным его подвигом стало то, что он выжил после моего севиче. Он расколол несколько зеленых кокосов, и мы выпили сладкое водянистое содержимое.

Дамиан не смотрел на меня. Во всяком случае, не часто. Он глядел на волны, иногда – на небо. Возможно, выискивал катера и вертолеты. Он, как и я, следил за новостями.

Пару раз он останавливал взгляд на мне и тут же отводил глаза. Я не знала, о чем он думал и долго ли мы еще пробудем на острове. Я мечтала расспросить Дамиана о многом, но в тот вечер мне нравилось молча сидеть рядом, смотреть на огонь и слушать шелест волн. Я чувствовала себя в безопасности. Мне хотелось свернуться калачиком и положить голову ему на колени, как много лет назад, когда только начиналась наша дружба. Дамиан был занят: проделывал отверстия в ракушках, которые я собрала. Он работал так точно и аккуратно, что я глаз не могла отвести. Он ощупывал каждую ракушку, прежде чем выбрать место для дырочки. Некоторые он долго поглаживал, вертел так и эдак, а потом откладывал в сторону. Эти раскололись бы от малейшей вмятинки, а Дамиан не хотел испортить ни одну.

Затем он нанизал ракушки на шнурок, связал концы и поднес ожерелье поближе к огню. Оно заискрилось в золотистом свете, хрупкое и невесомое.

– Держи. – Он протянул ожерелье мне.

Дамиан никому не делал таких подарков, кроме МамаЛу. И тут я поняла: он просил у меня прощения. Извинялся за то, что выбросил за борт мой кулон – кулон, из-за которого лишился матери.

«Ты когда-нибудь держала в руках чью-то жизнь? – спросил он тогда на палубе, вложив медальон мне в руку. – Чувствуешь?»

Я думала, он спятил, не зная, что за этот кулон МамаЛу заплатила жизнью. А теперь он дарил мне память о своей матери взамен утраченной памяти о моей.

– МамаЛу была и моей матерью тоже, – произнесла я. – Единственной, которую я знала.

Тяжелые, горькие всхлипы вырвались у меня из груди. Я прижалась к Дамиану, обхватила его за шею, желая разделить с ним эту боль, это горе. Кто-нибудь обнял его, когда она умерла? Кто-нибудь утешил? Дамиан застыл без движения, но позволил мне выплакаться. Я плакала о нем. Я плакала о МамаЛу. Я плакала о наших погибших матерях и о множестве лет, которые мы потеряли.

Успокоившись, я почувствовала, что Дамиан обнимает меня так же крепко, как я – его. Значит, он наконец-то понял, как собрать все разбитые, прекрасные частички своего «я» воедино. Он возвращался ко мне, к нашей дружбе. Я обняла его сильнее.

Глава 21

Спать рядом с Дамианом, не прикасаясь к нему, было мучением – и это чувство не имело отношения к романтике. Мне казалось, будто часть меня самой, которую когда-то отняли, вернулась – и я хотела схватить ее, вцепиться и никуда не отпускать. Я знала: Дамиану это не понравится, и сдерживалась, хотя порой, якобы во сне, закидывала руку ему на плечо. Я наслаждалась этими мгновениями, ощущая тепло его кожи, веря и не веря, что давний друг рядом. А потом Дамиан отстранялся. Похоже, он все понимал. Ведь на яхте я спала на своей половине кровати, вытянувшись в струнку, не дай бог ненароком задеть похитителя. А теперь вдруг раскидывала руки-ноги, как мельница. Начиналась забавная игра: он откатывался, я придвигалась ближе, он снова отодвигался, пока не оказывался на краю, – и только москитная сетка, которую он затыкал под матрас, уберегала его от падения.

Спала ли я на своей половине или вторгалась на чужую, Дамиан всегда вставал раньше, на рассвете. Естественно, готовку он брал на себя, а мне, не говоря ни слова, поручал другие дела по дому: оставлял метлу и швабру посреди кухни, пачку стирального порошка – на стопке полотенец, прислонял туалетный ершик к двери ванной комнаты. Я работала довольно неумело. Дамиан, если и замечал, что я помыла пол, прежде чем подмести, или что полотенца полиняли, ничего мне не говорил.

Он принес с яхты мои пакеты с покупками. Вряд ли дизайнер задумывал, что в его юбке с пайетками будут чистить туалеты, однако я обрадовалась, заметив, что Дамиан смотрит на мой сверкающий зад. Я весь день красовалась перед ним в этой юбке, кроп-топе и ожерелье из ракушек.

Пока Дамиан поправлялся, я не отходила от него ни на шаг, так что решила впервые прогуляться по окрестностям. Островок занимал всего лишь несколько квадратных миль. Одну его часть покрывал белый песок, другая заросла тропическим лесом. Дом угнездился посередине, под сенью высоких деревьев. Фасадом он смотрел на спокойную, как зеркало, лагуну, отделенную от океана коралловым рифом, а сзади к дому подступали заросли пальм, папайи и кустарников с плотными блестящими листьями.

Дамиан изучил на острове каждый уголок. Он знал, где нарвать маленьких красноватых бананов, которые таяли во рту, напоминая заварной крем. Знал, где можно позагорать, а где – охладиться под океанским бризом.