Бумажный театр. Непроза

Друзьями мы делимся, и таким образом образуются дружеские круги – пересекающиеся. Сегодня, когда для меня настало время воспоминаний, я понимаю, что советские времена, трудные и темные, были освещены именно этими уникальными дружескими отношениями. Друзья были нужны не для развлечения, а для выживания. В бесчеловечной советской системе мы остро нуждались в сердечном общении, извлекали человечность почти исключительно из дружеских связей. Делились временем, книгами, едой, деньгами… Эти отношения – один из двух даров, полученных моим поколением от нелюбимой власти. Второй дар – особое и уникальное чтение. Об этом – отдельно.

Как будто работала грандиозная невидимая центрифуга, разделяя вещества по плотности. На слои. Были в обществе слои непересекающиеся, были и смежные. И, как правило, внутри каждого дружеского кружка стояла какая-то харизматичная фигура. Я знала несколько таких центролюдей: Вадим Борисов, Виктор Новацкий, Юра Соболев-Нолев… Каждый из этих людей заслуживает отдельной книги воспоминаний. Вадим Борисов, друг, помощник и первый издатель Солженицына в послеперестроечной России, диссидент, как тогда назывался почти каждый мыслящий человек, историк, автор замечательных статей о судьбе России… Утонул в 1997-м в холодном Балтийском море… Виктор Новацкий, который был талантлив, образован и ленив, сам ничего не писал, но к нему ходили за советами и консультациями множество людей, начиная от Дмитрия Покровского и кончая мною… Юра Соболев-Нолев, замечательный художник, обладающий невиданной для художника эрудицией и в науке, и в истории искусства… Юра и Виктор были друзьями и умерли в один день… Александр Асаркан, всеобщий гуру, потрясающий знаток театра, к которому бегали за консультациями и советами десятки людей. Потом уехал в Америку и там исчез невостребованным…

Были и далекие от нас, недосягаемо высокие круги: Гельфанда, Мамардашвили, Копелева…

Круги образовывались и по семейным принципам, это важная черта старомосковской жизни: круг Шаховских, круг Бруни, круг Поливановых. В основе – семейные кланы, к ним приросшие родственники и друзья. Я знала многих, меня принимали, но я оставалась сбоку, с краю… Об этих московских кругах отчасти написал покойный Владимир Кормер – математик, философ, писатель – в своем последнем романе “Наследство”. Мне кажется, что он лучше всех, кто описывал время семидесятых – восьмидесятых годов, воссоздал жизнь, атмосферу и людей “застойного” времени.

Любовь без взаимности

Одним из таких харизматичных людей, центром довольно обширного дружеского круга был Дмитрий Шаховской по прозвищу Князь. Он был и вправду отчасти князь – мать Димы была княжной. Отец – священник о. Михаил Шик, один из новомучеников российских, расстрелянных на полигоне в Бутове под Москвой в 1937 году.

Дима носил фамилию матери, вернее, тетки, усыновившей двоих младших детей после ареста отца и смерти матери. Приговор “десять лет без права переписки” означал расстрел, но об этом семья узнала много позже, а мать Димы и умерла, надеясь на то, что муж ее жив. Без упоминания о родителях, отце Михаиле Шике и матери Наталье Шаховской, рассказ о Диме будет неполным. Архив писем, который сохраняют потомки Шаховского, – это не только история семьи, в которой соединилась кровь русских аристократов, декабристов и потомков раввина, ставшего православным священником; это история страны воюющей, уничтожающей своих лучших детей, загоняющей в тюрьмы и в ссылки ни в чем не повинных людей, тех самых, кто создавал ее культуру. Семья Шаховских – одно из свидетельств истории страны.[7]

Вот отрывок из письма Дмитрия Ивановича Шаховского, деда Димы, к дочери Анне, сестре Диминой матери, в Бутырскую тюрьму. Написано в декабре 1920 года: “Радуюсь Твоему бодрому настроению и был уверен, что Ты так отнесешься к тюрьме. Я считаю, что без тюрьмы образование русского гражданина не может считаться законченным, а так как я всегда изо всех сил желаю Тебе и гражданства, и законченности образования, то не могу огорчаться, что судьба послала тебе это испытание…”

Судьба послала семье Шаховских все испытания времени: ссылки, аресты и расстрелы, эвакуацию, голод, непосильный труд для выживания.

В 1925 году отец Димы Михаил Шик принял сан диакона, начал служение и уже в 1926 году был сослан в Турткуль, в Узбекистан. К тому времени в семье было трое детей.

В 1927-м Наталья Дмитриевна навещает мужа в ссылке, а в 1928 году рождается Дима.