Бумажный Тигр (III. Власть)

Never again. Oh dearest do you knowAll the long mournfulness of such a word?And even you who smile now on my pain

May seek some day for love lost long agoAnd sigh to the long echo faintly heardNever again, Never again[78].

Успех был необычайный. У мисс ван Хольц от волнения задрожал голос и даже у Крамби предательски заблестели глаза — и явно не от острого французского сыра, которым он лакомился в этот момент.

— Ну вы это конечно да, старина… — пробасил Кольридж, тоже расчувствовавшись, — Вот это вы, значит, выдали…

В сторону мисс ван Хольц Лэйд старался на всякий случай и не смотреть лишний раз. Но исключительно из соображений приличия — не хватало ещё, чего доброго, чтоб он покраснел посреди ужина точно варёный рак, случайно перехватив один из её быстрых взглядов, которые, разя из-под ресниц, покрывали добрую половину стола сплошной зоной действенного огня.

Безусловно, миссис Кавендиш, которую на родине журналисты не без ехидства окрестили «Последней надеждой Уилки[79]», была необычайно хороша собой, но если бы ей вздумалось навестить Новый Бангор, мисс ван Хольц оставила бы её далеко за кормой, как сверкающая «Умбрия[80]», звезда Атлантики, оставляет позади себя неуклюжие рыбацкие шаланды и коптящие катера. Сочетая природную неукротимость южных широт и холодную красоту северных, мисс ван Хольц в то же время определённо не относилась к той категории миловидных девиц, которыми преуспевающие нувориши комплектуют свои конторы для того, чтобы усладить взгляд посетителей. Она охотно острила, причём шутки, которые она отпускала, иной раз оказывались столь солёными, что приходил в неловкость даже юный Синклер. Она смеялась в тех местах, которые находила смешными — и не тихим лошадиным фырканьем в носовой платок, как некоторые дамы из хорошего общества, а громко и не таясь. Она подшучивала над собеседниками, но так беззлобно и аккуратно, что ни одного не смогла бы обидеть. Она…

Держись с ней востро, Лэйд Лайвстоун, приказал себе Лэйд. Янтарная брошь на платье мисс ван Хольц иногда была неразличима за блеском стекла и взмахами салфеток, но он не забывал про неё, напротив, постоянно ощущал, точно маленький холодный камешек, угодивший в ботинок.

Как с удивлением выяснил Лэйд в процессе застолья, мисс ван Хольц не входила в оперативный совет «Биржевой компании Олдриджа и Крамби», хоть и пользовалась рядом преференций, среди которых значилось право занимать почётное место неподалёку от директора. Она была начальницей штата из машинисток и значилась по технической части, однако, судя по тому, с каким почтением обращались к ней юристы, финансисты и биржевые клерки всех мастей, её истинное положение в компании было куда выше того, что диктовала номенклатура.

Осторожно, Чабб, приятель, сказал сам себе Лэйд, трижды выпив с мисс ван Хольц полусладкого рейнвейна — за Ефимию Боуз[81], за шляпные булавки и за «Большие надежды» Диккенса. Может, эта женщина не так опасна, как Зеленозубая Дженни, способная превратить встреченного ночью на улице кавалера в груду окровавленного фарша, размазанного по брусчатке, но она определённо знает цену своей красоте, кроме того, вертится в этом кругу не первый день, а значит, хорошо владеет приёмами хищников. Бога ради, не позволяй ей вскружить тебе голову, старый ты сом!..

Следовать этому совету оказалось непросто. Стоило мисс ван Хольц отпустить в его адрес очередной смешок или шутливо упрекнуть неуклюжего дядюшку в невежестве, как Лэйд ощущал лёгкое онемение в районе щёк, а во рту вдруг делалось сладко — точно он высадил одним глотком полную пинту шампанского, да не простую, а китайскую[82]. По сравнению с ней Сэнди Прайс была похожа на ухоженный комнатный цветок, какую-нибудь тихую маргаритку, робко улыбавшуюся с подоконника.

Легче всего Лэйду удалось столковаться с Синклером. Похожий на белого мышонка с нервно подрагивающими усами, тот охотно поддерживал любой разговор, в радиусе которого оказывался, однако суждения при этом всегда выносил столь осторожные, гладкие и комплиментарные, точно опасался задеть кого-то из участников. Он не был так юн, как это можно было предположить по его виду и почти достиг двадцатипятилетнего возраста, но из-за своих белёсых ресниц, которыми быстро хлопал в нередкие моменты смущения, выглядел школьником, пробравшимся на ужин уважаемых джентльменов.

С Лэйдом они сразу сошлись на почве любви к канасте[83], имбирному пиву и академической гребле, при этом у Лэйда возникло ощущение, что даже если бы он расписался в симпатиях к висту, какао и соколиной охоте, то всё равно обрёл бы в лице Синклера преданного союзника и симпатизанта.